Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

За границей существовали группы содействия «Искре» (раньше они, по всей вероятности, назывались группами содействия группе «Освобождение труда»), куда входили эмигранты — члены партии и учащаяся молодежь — студенты и студентки. Из старых членов партии (эмигрантов или на время приезжавших за границу) — членов групп содействия создалась «Заграничная лига русской революционной социал-демократии». Когда искровцы, участники побега, приехали из Киева за границу, они все механически были приняты в члены лиги. Лига ничем себя не проявила до II съезда партии, хотя все члены редакции «Искры» состояли членами лиги. Политическое и организационное руководство как за границей, так и в России осуществляла только редакция «Искры». Лигой было выпущено несколько брошюр, и этим ограничилась вся ее деятельность. Когда Мартов, Засулич, Потресов и Аксельрод оказались в меньшинстве на II съезде партии, они с этим мириться не захотели и задумали созвать съезд «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии», который, очевидно, предполагалось противопоставить II съезду партии. На этот съезд мы и были вызваны.

Выше я уже упомянул, что я очутился в двойственном положении. Я работал с большинством, но не порывал личных связей с меньшинством, ибо среди них были многие, с которыми я сидел в киевской тюрьме и с которыми бежал оттуда. По приезде в Женеву я отправился к Блюменфельду. Там я нашел Мартова, Дана{59} и многих других, мне уже знакомых. Блюменфельд немедленно взял меня в работу. В Женеве же тогда жил Николай Бауман, и до открытия съезда лиги я часто бывал у него (у него же я познакомился тогда с т. Орловским-Воровским{60}). Однажды мне показали заявление-протест в бюро или президиум лиги, подписанный Бауманом, Гальпериным и другими, по поводу того, что сторонники большинства нарочно не вызывались на съезд лиги, между тем как лица, которые были известны как сторонники меньшинства, вызывались даже из Англии (у меня в памяти остался этот повод для подачи протеста). В нем было требование вызвать всех членов лиги. Я тоже подписал протест. Отчего мне было не подписать его? Не надо было быть большевиком, чтобы подписать протест, ибо обе стороны были заинтересованы в выяснении мнения членов лиги по поводу решений съезда партии и незачем было механически создавать себе большинство. Так думал я, подписывая протест, но Блюменфельд, Дан и Мартов были другого мнения. Когда я явился к ним, на меня налетел Дан с упреком: как это я так быстро определился и перешел к большинству? На это я ему ответил, что организационные принципы у большинства съезда правильнее, чем у меньшинства, и что я еще не примкнул ни к какому течению. Тут же я спросил его, почему он упрекает меня в скоропалительности решения, в то время как сам он, приехавший из России после съезда партии, уже определился. (Дан приехал в Берлин, и я с ним долго беседовал и информировал его о съезде и о разногласиях незадолго до съезда лиги). На это он мне ответил, что он проводил определенный план построения партии в России и ему только нужно было определить, кто его проводил на II съезде партии — Ленин или Мартов. Оказалось, что его план проводил Мартов, и поэтому он перешел к меньшинству. Блюменфельд стал меня уверять, что я не понимаю того, что подписал, что меня ввели в заблуждение, и он от меня потребовал — не больше и не меньше, как взять подпись обратно. Я, конечно, отказался это сделать.

Несмотря на то что в Женеву приехало много членов лиги, съезд не открывался по причине для меня неизвестной. Но вскоре я узнал, почему открытие съезда откладывается. Как-то вечером, в один из дней, описанных мною выше, Блюменфельд позвал меня гулять. Хорошо мне врезались в память этот вечер и эта прогулка. Мы ходили по берегу Женевского озера. Вечер был тихий, ясный, но на душе было тяжело, очень тяжело. Мой старший товарищ Блюменфельд, который помог мне стать сознательным марксистом, в этот вечер в интересах своей фракции толкал меня на путь беспринципности. Оказалось, что на съезд лиги приехала половина сторонников большинства и половина меньшинства, я же мог дать перевес тем или другим (в момент съезда приехал кто-то из Лондона, если я не ошибаюсь, с женой, тоже членом лиги, и у меньшевиков оказалось большинство), поэтому Блюменфельд требовал, чтобы я отказался от участия в съезде в случае, если я не буду поддерживать меньшинство. Обосновывал он свое требование тем, что я не понимаю, что кругом происходит. Большинство, по его мнению, своей тактикой погубит партию, поэтому необходимо дать меньшинству возможность издавать литературу, которая предупредила бы партию об опасных уклонах большинства. Если же, развивал он дальше свою мысль, на съезде лиги будет большинство большевиков, то прежние члены редакции (Мартов, Потресов, Засулич и Аксельрод) ничего не смогут издавать, и для них это будет политической смертью (за правильность изложения смысла соображений Блюменфельда вполне ручаюсь). Так как я не согласился с его доводами и не отказался от участия в съезде лиги, то он мне заявил, что я этим совершаю преступление, а потому предложил мне поехать на несколько лет в Америку, пока я не разберусь в происходящих разногласиях. Я решительно отказался от этого предложения. На этом наш разговор и прекратился.

Открылся съезд лиги 26 октября 1903 г. С одной стороны сидели меньшевики, с другой — большевики. Я соображал, куда же мне сесть? Оказалось, что один только я твердо не примкнул еще ни к одной стороне. Я сел с большевиками и голосовал с ними. Большевиками руководил Плеханов. 28 октября после гнусных выпадов Мартова в своем содокладе против Ленина и против сторонников большинства II съезда партии большевики, кроме члена бюро и секретаря II съезда лиги (Ортодокса{61} и Конягина), во главе с Плехановым покинули в виде протеста съезд. Я же остался на съезде. Для меня было ясно, что уход большевиков — большинства ЦК, ЦО и Совета партии заставит меньшинство или подчиниться решениям II съезда, или же пойти на раскол. Но что я мог сделать? Ничего. Сидя на съезде лиги после ухода большевиков, я решил стать твердо и решительно на их сторону и также покинул съезд после того, как я прослушал возмутительную речь Троцкого{62}, направленную против Ленина. Зная, где большевики собираются, я отправился в ресторан, или кафе, Ландольта. Там действительно происходило собрание ушедших со съезда лиги, на котором Плеханов излагал план решительной борьбы с меньшевиками. После оживленных прений