Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Никита попросил с утра заехать к нему в РУСАДА, на Беговую улицу, — я каждый день проезжал мимо него, это ровно на полпути от моего дома до работы. IAAF прислала новую порцию проблемных биологических паспортов 20 бегунов и бегуний, очевидных нарушителей антидопинговых правил, хотя многие из них закончили карьеру ещё до Олимпийских игр в Лондоне 2012 года. Возможно, ранее это было согласовано между Валентином Балахничёвым и Габриелем Долле по программе сокрытия положительных результатов: завершение карьеры иногда являлось скрытой формой необъявленной дисквалификации. Томас Капдевиль, заменивший Долле в IAAF, не хотел связываться с этими делами и обязал РУСАДА довести расследование до конца. Он пообещал, что в октябре пришлёт список ещё человек на двадцать — второй эшелон сборной, тоже законченные нарушители.
Звёзд в новом списке не было, но это были члены сборной России. Никита был озадачен и разозлён — после фильма Зеппельта международные федерации стали сбрасывать ему для проведения расследования ужасные биологические паспорта биатлонистов и лыжников. Коррумпированным международным федерациям стало страшно держать под собой эти бомбы. Расследование означало составление полного пакета результатов анализа крови и, если потребуется, дополнительный сбор данных. Пакет отправляли независимым медицинским экспертам, чтобы они подтвердили допинговые нарушения или установили наличие естественных причин для объяснения наблюдаемых колебаний и отклонений. Это стоило денег: затраты труда и времени одного эксперта на написание одного отчёта оценивались в 600 евро. Одним спортсменом занимались три эксперта, в итоге выходило 1800 евро за каждое заключение, а всего на проверку 20 легкоатлетов надо было потратить 36 тысяч евро! Никита сидел злой и надутый, но меня его расчёты веселили, я пообещал подарить ему сувенирные счёты с деревянными костяшками под хохлому или палех, это будет стильно и eye-catching, особенно когда Зеппельт приедет снимать новую серию своего фильма.
Вот и осень, полетели листья, и в Москву приехал Брайан Фогель, измученный семидневной гонкой в Альпах. Фармакология пошла ему хорошо, поддерживала всю неделю, но на горном этапе у него сломался переключатель скоростей, и он на одной передаче еле-еле доехал до финиша. Это отбросило его из первой десятки на тридцатые места. Брайану очень понравилось в Москве, хотя за ту неделю, пока он тут был, ни разу не выглянуло солнце. Мы отсняли несколько фрагментов в лаборатории и ещё пару разговоров. И даже поговорили по скайпу с Виктором Конте, основателем компании BALCO, наивно полагавшим, что все лаборатории мира каждый день и при каждом анализе определяют пептиды и изотопное соотношение стероидов. Размечтался.
Это удивительная, но характерная для многих черта — вера в решающую роль науки, в то, что анализ проб мочи — это передовые научные исследования и что лаборатории непрерывно борются против допинга за чистоту спорта. Ничего подобного. Изотопное соотношение стероидов — очень дорогой анализ, никто не будет заказывать его для каждой пробы. В государственном контракте с министерством спорта написано, что наша работа — оказание услуг по анализу проб, причём за деньги. А я руковожу производственной деятельностью предприятия и нацелен на получение выгоды и улучшение финансовых показателей, почитайте 161-ФЗ.
Виталия Мутко избрали президентом Российского футбольного союза. В следующем, 2016 году должен был состояться чемпионат Европы по футболу, и Никита Камаев взялся за подготовку соглашения с УЕФА на тестирование футболистов европейских сборных, играющих в российских клубах. Между ФИФА и УЕФА было полное взаимопонимание: ФИФА тестирует сборные, УЕФА — клубы. Мы с Никитой полетели в Швейцарию, в Ньон, на совещание с Марком Вилламо, медицинским и антидопинговым директором УЕФА; на помощь к нам приехал Марсель Сожи. Мы обо всём договорились: с нового года начинаем тестировать ведущие российские клубы по программе УЕФА, но своими силами — мы с Никитой. Приехав, я сразу написал отчёт для Нагорных, не люблю откладывать такое на потом. Меня всегда удивляло, насколько трепетно Мутко и Нагорных относились к футболу, у них даже лица светлели, как только разговор заходил о футболе или футболистах; вроде бы взрослые люди, но они продолжали бережно хранить неизжитое детское восхищение этой незамысловатой игрой. Я не люблю командные виды спорта. И, в отличие от своих начальников, в 1980-е годы я жил на сборах с футбольными командами высшей лиги и знаю, что это за ребята и что это за команды.
Это тихий ужас.
В сентябре, 18-го числа, мы провели контрольный анализ пробы Б пловчихи Яны Мартыновой. Казанская красавица была вся в слезах, и мне было её очень жалко. Но проба подтвердилась, и она знает, почему так вышло и кто виноват. Не знала она только, что это Мутко с подачи Желановой повелел без задержки отправлять в АДАМС все положительные пробы, вот мы и отправили. На анализе присутствовал Артём Пацев, новоявленный защитник спортсменов, занявший пустующую нишу после исчезновения Александра Чеботарёва, борьба с которым, следует признать, меня многому научила. Главное, я стал смотреть на распечатки результатов анализов и сопроводительные документы глазами адвокатов и предвосхищать направления их атак. Концентрация остарина в пробе Мартыновой была ничтожной, всего 50 пг/мл, однако больше положительных проб в Казани не было.
Неожиданно пришёл попрощаться Евгений Блохин, а то я было думал, что никогда уже его не увижу. Он был какой-то радостный и бестолковый, будто стёр из головы все файлы, — оказалось, что у него родился сын, третий ребёнок, до этого были две девочки. Но всё, пока-пока, прощайте — Женя ушёл, и вслед за ним закрылась великая страница в истории российского спорта! Что нам теперь делать — ведь мы так привыкли к спасительной возможности заменить любую пробу! Придётся перестраиваться. Пора начинать подготовку сборных к Рио-де-Жанейро. Ирина Родионова по-прежнему приносила чистую мочу в пластиковых бутылках, мы её анализировали, потом Алексей Великодный уносил всё в ЦСП — и добросовестно вёл таблицы с показателями стероидного профиля. Но Нагорных ходил усталый и задумчивый, он понимал все риски и проблемы — и хорошо помнил, сколько раз мы балансировали буквально на краю пропасти. Он пообещал мне, что финансирование в 2016-м, олимпийском году будет увеличено, он знает, как это сделать. Я сказал, что мы переходим
