Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
Когда Никита ушёл из РУСАДА, ему звонили и прямым текстом говорили: «Хорошо бы ты сдох. Повесили бы всё на тебя, и не было бы проблем». Кто мог такую фразу произнести и по какому поводу — я не знаю. Но знаю точно, что когда его тело привезли в областную судмедэкспертизу, то попросили всё сделать по-быстрому, самые обычные анализы: суррогаты алкоголя, героин, барбитураты и бензодиазепины. Будто бомжа в снегу нашли. Глубоко копать не надо, вам же ясно сказали: ему стало плохо с сердцем, обширный инфаркт.
Хотели поскорей его похоронить.
Целую неделю я не мог прийти в себя, всё просто валилось из рук, и из головы не выходила смерть Никиты. Он уже умер — но только сейчас от него пришли две пары «берегкитов» для съёмок нашего фильма! На похоронах от министерства спорта никого не было, даже простого венка не прислали — вот как так можно? Только Авак Абалян пришёл попрощаться в частном порядке, покурить у свежей могилы.
После двух подозрительных смертей мы разговорились с Виталиком Степановым по скайпу, но я тогда и не думал, что он записывает наши частные разговоры! По калифорнийским законам это уголовное преступление, он был обязан предупредить меня о записи. Виталика, офицера допингового контроля из РУСАДА, я помнил с 2009 года; однажды зимой, рано утром в начале седьмого, он привёз пробы и ждал, чтобы я их принял. Мы до этого никогда не общались, но я сразу обратил внимание на его измученный вид и хорошие, но избеганные марафонки. Я сразу спросил: ты что, тренируешься? Он сказал, что готовится к Бостонскому марафону в апреле; вот, прилетел с пробами в Москву в четыре утра, отбегал тренировку, 15 километров, и привёз пробы. Я был поражён — какая может быть тренировка после бессонной ночи, это сплошной вред, ты просто мучаешь себя! И до зимы 2016 года мы больше не общались.
Мы говорили на самые разные темы: Патрик Шамаш и Руне Андерсен, РУСАДА и IAAF, Никита Камаев и Вячеслав Синёв, бег, питание и тренировки, фильмы Хайо Зеппельта, Олимпийские игры в Ванкувере и Сочи. В итоге Виталик записал 15 часов наших разговоров. Время от времени он возвращался к Играм в Сочи и спрашивал, как так получилось: провал в Ванкувере и невероятный успех в Сочи? Я немного раскололся и ответил: что ты всё время меня спрашиваешь, что да как, а сам не можешь догадаться? Сборники шли на программе, а как же ещё, ведь нельзя было не воспользоваться такой выгодной ситуацией, когда Игры проходили в России — и у нас в руках было всё, вплоть до олимпийской лаборатории. И пять олимпийских чемпионов, героев Игр, — в этом была и наша заслуга, мы помогли им, чем могли. И как всё удачно завершилось!
И Виталик всё писал и писал. А что ему ещё оставалось делать…
16.3 Подготовка и выход моего интервью в The New York Times
ВАДА окончательно лишило аккредитации московский Антидопинговый центр 15 апреля 2016 года. Это конец допингового контроля в России. В ближайшие годы аккредитованной лаборатории в стране не будет. Решение о создании в МГУ новой национальной и независимой лаборатории принять можно, но исполнить нельзя. Даже если за два года подготовить специалиста высокого уровня, тут же встанет вопрос, как его удержать на работе. Он либо сам сбежит, либо его купит солидная лаборатория за границей. И РУСАДА ещё долго будет отправлять пробы на анализ в Лондон, Гент или Кёльн.
Тем временем мы беспросветно запутались с фильмом: как совместить два сюжета, велогонку Брайана и моё бегство с последующим выходом на финальный аккорд, на рассказ о манипуляциях с пробами в Сочи? Навалилось столько работы, что завершение фильма пришлось отложить до конца 2016 года. Но мы осознавали огромную важность нашей информации и понимали, что на нас ляжет невыносимая моральная ответственность, если мы будем скрывать её до наступления зимы, ведь летом должны состояться Олимпийские игры в Рио-де-Жанейро. И мы решили рассказать обо всём средствам массовой информации. У нас было два варианта, как оповестить весь мир, — телевидение или газета. Мы на один день слетали в Атланту, на переговоры с CNN, но тамошние боссы не решились выпустить такой сюжет в эфир, хотя мне казалось, что для них он должен быть золотой жилой. Увы, они сидели с постными лицами. Почему — выяснилось немного позже, 5 мая, когда было объявлено, что российская компания «Медиа Альянс», на 80 процентов принадлежащая «Национальной Медиа Группе», купила активы американской компании Turner, куда входил и телеканал CNN. Совет директоров «Национальной Медиа Группы» на тот момент возглавляла Алина Кабаева. Всё с вами ясно.
Зато газетчики сразу согласились. Ребекка Руис, корреспондент The New York Times, давно хотела сделать со мной материал о роли допинга в спорте. Ей намекнули, какой информацией я располагаю, подчеркнули, что откладывать больше нельзя, и посоветовали как можно скорее взять у меня интервью. Нам согласовали три дня работы в Лос-Анджелесе, с 4 по 6 мая, и пообещали первую страницу The New York Times, самой влиятельной газеты в мире. Чтобы не запутать и не отпугнуть журналистов, необходимо было представить имеющиеся у меня данные в доступном и понятном виде. Все мои таблицы, текстовые файлы, переписки и фотографии находились в разрозненном и неадаптированном виде: прежде, когда я работал с ними в России, мне и в голову не приходило, что в них будут разбираться другие люди. Вместе с Эндрю Сигманом я стал готовить досье, канву для моего будущего интервью, — ведь мне предстояло рассказать о таком глобальном обмане, какого в истории спорта никогда ещё не было, более того, в который невозможно было поверить. День за днём я сидел и переводил свои файлы — особенно трудно давался перевод переписки, я использовал в ней
