И и Я. Книга об Ие Саввиной - Анатолий Исаакович Васильев

Ия: Никого не хочу обманывать. Мне было очень трудно. Но зато я смотрю на свою жизнь без отвращения и стыда, а это кое-чего стоит. Я молю Бога только, чтобы он меня и Серёжу взял одновременно. Ни мне без него не жить, ни ему без меня.

Жизнь-судьба — беспощадный автор. Беспощадность заключена в ее самостоятельности. Ты не знаешь, не предполагаешь, где и когда она закончит одну главу твоего бытия и начнет новую.

ВДРУГ, по велению беспощадной Судьбы, как ветром сдуло всё наносное, порой непримиримое, даже злое, и покатилась чреда ужасных событий, где каждое следующее липко и неотвратимо просачивалось из предыдущего.

Год 2011-й

29 апреля умирает Сева. Это потрясло Ию, и настолько сильно, насколько она и предполагать не могла. Ей-то думалось, что в их с Севой отношениях всё давно утряслось и перегорело. Не перегорело. Пока Ия в заторможенном состоянии записывала в календарь дату и время панихиды и похорон, занималась нужными домашними делами, даже просматривала свои любимые кроссворды, — “беспощадная" делала свое черное дело.

5 мая (то есть через шесть дней) на Ию обрушился микроинсульт. Хоть называется он “микро", жуткие головные боли доводили Ию до состояния непонимания, где она и что с ней происходит. Врачи “скорой помощи" уколами как-то утихомирили боль и предложили госпитализацию. Ия категорически против: вечером спектакль “Рождественские грезы", где она в главной роли, а актер имеет право не выйти на сцену, если только он умер, как говорила Раневская. Тут я понимаю, что надо мне что-то делать. Звоню в репертуарную контору театра и объясняю, в чем дело. Там очень встревожились за Ию, просили ее не волноваться, подумать о своем здоровье, обязательно поправиться и тогда сыграть спектакль.

Больше Ия на сцену не выйдет, о чем в те минуты мы и помыслить не могли.

Она любила выходить на сцену. Но то, что предшествовало этому моменту, вызывало в ней, как правило, тоску, раздражение, недовольство всем и вся. Понятно — волнение, но ведь настолько всепоглощающее, что из него, кажется, и выпутаться-то нельзя. В наших совместных “встречах со зрителем" (если просто, концерт) я, видя ее нервное состояние, не мог себе представить, что будет дальше. Дальше-то — сцена! А дальше — зал и зрители! А бывали залы на полторы, две тысячи мест!

На сцене появлялся волнующийся, неуверенный в себе человек. Потрясающе: она и не скрывала этого! И даже в какой-то момент, взяв стакан с водой, который всегда был на сцене, сделав глоток, произносила в зал: “Вы что думаете? Это я волнуюсь, в горле пересыхает". Говорилось искренне, безо всякого кокетства, как-то по-дружески. А дальше происходило то, о чем уже было сказано: со своим слабым голосом, невеликой фигурой, она заполняла собой сцену и зал, какого размера они ни были бы.

На этих выступлениях были задействованы фрагменты кинофильмов, в которых снималась Ия. Со временем кинопленка поизносилась, пошла полосами, требовалась ее замена. С помощью “Бюро кинопропаганды" (было тогда такое) я взялся за это дело. Я, конечно, видел раньше эти фильмы и ничего особо нового от их просмотра не ожидал. Одного не учел: тогда я не был знаком с Ией. Теперь мы каждый день вместе, вместе едим, гуляем, живем, и таинственный, сладостный флер, окружающий всякого творца, для меня по отношению к Ие слегка пожух. И вот я один в темном зале, а на экране — она. Я не берусь определить те эмоции, которые настигали меня после каждого просмотра, нет им конкретного названия. Что-то похожее на “ЭТО НЕ ОНА!" Это какой-то другой, незнакомый и в то же время очень близкий человек, духовное соприкосновение с которым заставляет увлажняться глаза, пробегает томительными мурашками по телу, вызывает жалостливое желание побыть одному, наедине со своими мыслями, чувствами…

Из сборника статей:

Принесли мне как-то два сценария. И там и там героиня — учительница сельская. Приезжает она (то есть они, их ведь две, разные) в школу. Встречают их в первом случае дед, во втором случае баба Нюра. И, не сговариваясь, конечно, говорят: “Я тебе, милая, и водички принесу, и дров нарублю, и печку истоплю". Сказка! Взвыв от такого единословия, я выбросила сценарии предложившим мне вместе с клятвой забыть, что такое экран.

И вот наперебой идут ко мне героини, воплощенные мной на сцене, снятся мне, и во сне я постыдно путаю выдуманную Валю с выдуманной Машей; выдуманную Машу с выдуманной Люсей. Все они честные, правдивые, добрые, умные, все с ограниченным запасом чувств и мыслей.

И снится мне одна, невыдуманная. Я люблю ее. Люблю крестьянку, повариху на колхозном стане. Она не соответствует установившемуся стандарту “хорошей", она просто прекрасна сама по себе.

Это про героиню фильма А.Кончаловского “Ася-хромоножка" (так, вопреки правильному названию, называла она этот фильм).

Андрей Кончаловский:

“Естественно, я знал Саввину по ее ролям в кино. Саввина снималась сравнительно немного, и тем не менее кажется, что мы очень часто встречались с ней на экране. Наверное, потому, что ее кинодебют — роль Анны Сергеевны в «Даме с собачкой» — стал настолько значительным, что примерно уже пять лет кинокритики, да и все интересующиеся киноискусством, не перестают говорить об этой удивительно сильной, серьезной, необычной для нашей актерской школы работе.

Я менее всего мог себе представить Саввину, так тонко сыгравшую даму с собачкой, в роли обыкновенной крестьянки. Но первые же разговоры с ней убедили меня, что эта актриса способна дать неизмеримо больше того, что уже было сделано ею в кино.

Сама Саввина к своим работам относится очень сдержанно, даже критически. Это идет от ума. Она вообще очень мыслящая актриса, всегда тщательно продумывающая свою роль. Иногда это даже мешает. Но главное в ее игре — предельная эмоциональность, очень тонкое, нервное чувство правды характера. Она работает очень серьезно, с полной отдачей, но до тех пор, пока верит в правдивость поведения своей героини в тех или иных обстоятельствах. И если эта вера почему-то исчезает, работать с ней становится почти невозможно. Тогда сразу обнаруживается заряд сарказма, ехидства, скрытые в этой женщине. Во время съемок нам нередко приходилось спорить, ругаться, и иногда совсем не по творческим вопросам.

Порой я даже думал: «Скорей бы она уезжала. Как тогда будет хорошо!» А она действительно оставляла нас для выступлений в театре. И вот