И и Я. Книга об Ие Саввиной - Анатолий Исаакович Васильев
Автострасти-тяготы
Из дневников:
Пошла к машине. Сняли номер — не там поставила.
Милиция с капотом — не сумели закрыть!
Снился угон машины и всякая белиберда.
Толя со студентом пошли налаживать машину. Два часа промудохались, а всего-навсего глушитель забило снегом. Но свечи надо менять.
Просмотр “Аси". Прекрасная картина до сих пор. Потом — в поисках наварных шин [были такие, кто помнит] по кольцевой. Несолоно хлебавши — домой.
Утром — переполненный бак пуст. Бензин на “О". Выкачали! Состояние обосранности. После репетиции — заправляться. Перед носом — бензозаправщик. Гнида! Нервы — зарыдала просто. Поехала на обед. Перед спектаклем заправляюсь, влив 4 литра, обливаю ноги бензином: полный бак! Никто не выкачал, не работает показатель!
На стекле — записка под дворником. “Гр-н владелец а/м № 16–87, вы имеете привычку свою а/м всегда ставить посредине двора. Этот двор жильцов, а не стоянка а/м. Во-вторых, мешаете поезду спецтранспорта. Жильцы". Где — середина двора?
У врача. Герман Николаевич. Держал 2 часа 20 минут. Три синдрома. Взялся лечить. Запретил руль!
Она и раньше тихонько жаловалась: “Только сяду в машину, всё вокруг едет само по себе. Страшно… " Все-таки та авария с медицинским монстром даром не прошла. Пришлось мне с пассажирского места перебираться на водительское, то есть учить дорожную разметку и знаки “разрешающие", “запрещающие".. Короче, сдавать на права.
Но это позже, а пока — она за рулем, и мы грохочем по грунтовке от славного города Ржева к сказочному месту, которое мне привиделось при рассматривании картографической продукции. И оно оказалось действительно сказочным! Три лета провели мы на (как мы ее назвали) “нашей полянке". Три волшебных, незабываемых лета!
Но это позже. А пока мы (Ия за рулем, я — проводником) съезжаем в перегруженной донельзя машине с большака, цепляя днищем землю, и выбираемся на полевое бездорожье. В нос бьет концентрированный, сумасшедший запах мяты. Такого количества дикой мяты нам не встречалось больше нигде, а ту, которую потом высаживала Ия каждое лето в деревне, я в тупом усердии половину скашивал: попробуй усмотри ее в весеннем травостое.
О, мои любимые Майн Рид, Луи Буссенар и прочие приключенческие романтики! Размахивая топором, я расчищаю дорогу, а за мной, натужно подвывая, ползет, руководимый автоамазонкой, бесстрашный “жигуленок". Так доползли до берега Волги, потом чуть вдоль берега. И — вот она! И правда — чудо, будущая “наша полянка". С одной стороны уютно курлычет Волга, а замыкают пространство лесные прелести: березки, черемуха, орешник, аккуратные елочки.
Благоустройство
Прорубаются ступеньки к воде. Там же делаются мостки, с которых воду набрать, посуду сполоснуть, рыбу половить, да и просто в речку плюхнуться. Создается будущее кострище с рогульками и поперечиной для котелков, выкапывается погреб (он же — холодильник), сочиняется подобие стола и стульев-табуреток, развешиваются веревочки между стволами (пригодятся обязательно!), ставится палатка. В первое наше лето — простая армейская палатка-одноместка, подаренная мне растроганным армейским начальством. Растрогано было оно моими творческими подвигами: перед демобилизацией я успел покрыть территорию родной воинской части огромными транспарантами с изображениями бравых летчиков, танкистов, ракетчиков и представителей прочих родов войск.
Со временем мы стали обрастать нужными и не совсем нужными атрибутами заядлых путешественников. Появилась большая польская палатка со спальней и тамбуром. (Да, было время — лейбл “Made in Poland" являлся гарантией красоты и качества.) Появился верхний багажник — хитроумное приспособление на крыше героя “жигуленка", позволяющее наваливать туда несметное количество барахла, столь необходимого в дальних поездках. Но это не всё! Вскоре появился прицеп и — вершина этого погрузочно-разгрузочного безумия — грузовая “газель", предоставляемая нам каждое лето нашими хорошими друзьями из города За-волжска. Так мы добирались до нашего Дорофеева.
Но всё это позже. Пока мы героически преодолеваем чудовищное бездорожье, чтобы, как справедливую награду за наше упорство, обрести ее — “нашу любимую полянку" на берегу ласково бормочущей Волги. Почему-то первое наше лето на Волге никак не отобразилось в дневниках Ии. А может, дневник затерялся — сейчас уж не узнать. А вот два следующих лета — отобразились.
Из дневника:
Унылый день у плиты. Под окном что-то строят, роют, копают. Шум! Надралась, наговорила кучу гадостей Толе. Хотел уехать домой. Зеленый от злости. Не даю ему жить. Разругались вдрызг.
Следующий день:
“Не сердишься?" — “Сержусь".
Попросила прощения. Завтракали нормально. Идея немедленно уехать на Волгу. “Тогда надо завтра с утра". Собирались до 12 ночи. Всё вроде чуть-чуть образовалось".
Какие собаки меж нами промчались в те дни — не упомнишь. Но мгновенное обращение к спасительнице и примирительнице — нашей Волге — говорит о многом. Готовы, ни секунды не усомнившись, снова продираться сквозь заросли, ползти на брюхе, грузить-разгружать тяжести, но чтобы — “наша полянка"!
Из дневника (следующий день):
Как ни планировали, а выехали из Москвы (магазины, рынки, сигареты и прочее) после двух. Еще в Ржеве что-то покупали. По дороге — картошка, чеснок, морковь. После Ржева — расхлябанная дорога. У нашего поворота (дер. Переварово, 53-й км) — озеро! Но переехали. Проехали метров 200 — занесло зад на глине. Села. Буксовала. Толя — в грязи, вытащенные из багажника вещи (чтобы облегчить машину) — в грязи. Домкратом дважды вытаскивали колесо, чтобы надеть на него цепи. Ужас! Казалось, не выбраться. Выбрались. Дальше уже всё поблагополучнее. На нашей полянке остался прошлогодний погреб, “стол и стулья", срубленные Толей в прошлом же году. Веревка с гвоздем на березе и со скелетиком забытого окушка, изъеденного муравьями.