Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Гарриман вел в Москве достаточно скромный образ жизни. В его комнате установили железную печку, трубу вывели в окно. В свободное время он катался на лыжах, играл с дочкой в бридж.

7 ноября 1943 года Молотов устроил в особняке на Спиридоновке пышный прием – пришли члены правительства, советские дипломаты в только что введенных новеньких мундирах, генералы, увешанные орденами, писатели, актеры. Приемы для зарубежных гостей, которые устраивались в голодные военные годы, производили впечатление своей щедростью и роскошью.

Американский журналист восторженно сказал писателю Илье Григорьевичу Эренбургу:

– Впервые за восемь лет я чувствую себя в Москве хорошо. Вот что значит союз!

К американскому президенту в Москве относились заметно лучше, чем к британскому премьер-министру Черчиллю. В военные годы выступления Рузвельта печатались в советской прессе и комментировались самым благоприятным образом.

«Сталин чувствовал себя с президентом вполне комфортно, – вспоминал посол Аверелл Гарриман. – Сталин обращался с президентом как со старшим, всячески стараясь понять, что у него на уме. Мысли Рузвельта ему, очевидно, понравились, он относился к президенту с особым почтением и уважением».

Громыко говорил Гарри Гопкинсу:

– Все послания Сталина, которые я доставлял президенту, в том числе и через вас, проникнуты уважением не только к президенту, но и к вашей стране. Если у обоих лидеров сходные взгляды, разве уже это не говорит о многом? Конечно, Сталин не всегда получал благоприятные ответы на высказанные пожелания, даже настоятельные просьбы. Через несколько дней после нападения гитлеровской Германии советское посольство в Вашингтоне получило за подписью Сталина телеграмму, в которой он просил правительство США поставить Советскому Союзу бронированные плиты для танков. У нас в них испытывалась острая нехватка. Однако положительного ответа на эту просьбу мы не получили. В Москве и в посольстве осталось чувство горечи.

– Да, – сказал Гопкинс, – я знаю; не все, что делала администрация Рузвельта, удовлетворяло Москву. Но затем все же дело выправилось: мы поставляли и военные самолеты, и грузовые автомашины, и морские суда, и немало продовольствия.

В годы войны сотрудничали даже спецслужбы.

Американский военный атташе в Советском Союзе полковник Айвен Итон был антикоммунистом. Он фактически саботировал указания военной разведки наладить обмен реальной информацией с Советским Союзом. Его сменили.

Американская военная миссия прибыла в Москву 3 октября 1943 года и оставалась до 31 октября 1945 года. Руководил миссией генерал-майор Джон Дин, который до этого служил секретарем Объединенного комитета начальников штабов США и Великобритании. Его заместителем назначили генерала Хойта Ванденберга, который в 1946 году возглавит Центральную разведывательную группу (предшественница ЦРУ).

Большую активность проявила американская политическая разведка. 24 декабря 1943 года руководитель Управления стратегических служб Уильям Донован прилетел в Москву. Его приняли нарком иностранных дел Молотов и начальник 1-го управления Наркомата госбезопасности Павел Михайлович Фитин, который даже продиктовал американцам номер своего служебного телефона. Глава американской военной миссии генерал Дин был потрясен – это первый телефонный номер, который ему назвал советский человек.

Уильям Донован – без разрешения Белого дома, Государственного департамента и Комитета начальников штабов – подписал с Молотовым секретное соглашение о сотрудничестве. Договорились, что представительство Управления стратегических служб появится в Москве, а 1-го управления Наркомата госбезопасности – в Вашингтоне.

Молотов сказал послу Гарриману 31 декабря 1943 года:

– Наши работники также удовлетворены встречей с Донованом. Причем предложение Донована о том, чтобы обменяться представителями, будет, видимо, признано целесообразным.

Но в Вашингтоне возмутился настроенный антикоммунистически директор Федерального бюро расследований Эдгар Гувер, который к тому же был в контрах с Донованом.

10 февраля 1944 года он отправил письмо в Белый дом, доказывая, что полковник Донован открывает советским шпионам дорогу в Соединенные Штаты: «Я только что узнал от надежного источника, что Управление стратегических служб и советская тайная полиция (НКВД) достигли соглашения об обмене сотрудниками. Управление стратегических служб отправит своих людей в Москву, а НКВД откроет свое представительство в Вашингтоне… Я считаю, что это крайне опасно и нежелательно – позволить обосноваться в США русской секретной службе, которая начнет проникать в различные правительственные учреждения».

Полковник Донован пришел к президенту за одобрением соглашения о сотрудничестве. Они расположились в Комнате карт – своего рода ситуационном центре Белого дома. Донован изложил Рузвельту преимущества тесной координации с советской разведкой в борьбе с Гитлером. Возражение директора ФБР Гувера насчет появления в стране советских шпионов он отмел с порога:

– Да они уже давно здесь.

Рузвельт шпиономанией не страдал и к работе советских разведчиков в Америке относился спокойно.

Штаты легальных резидентур советской внешней разведки в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско были сравнительно небольшими – человек десять (таким же аппаратом располагала военная разведка). Им помогали разведчики, действовавшие под крышей Советской закупочной комиссии и акционерного общества Амторг, штат которых составлял в общей сложности несколько тысяч человек – такие масштабы приобрела работа, связанная с американскими поставками в СССР.

Амторг учредили в Нью-Йорке еще 1 мая 1924 года в качестве частного иностранного акционерного общества для экспортно-импортных операций с Россией. До установления дипломатических отношений с Соединенными Штатами Амторг исполнял функции советского торгового представительства.

Появилась и отдельная резидентура 1-го (разведывательного) управления Наркомата военно-морского флота. Ведомство морской разведки возглавлял контр-адмирал Михаил Александрович Воронцов, который до войны служил военно-морским атташе при посольстве СССР в Германии.

Американская контрразведка сконцентрировалась на врагах – немцах и японцах, так что советские разведчики могли работать относительно свободно. Помимо политической информации они добывали в огромных количествах чертежи и технологии, необходимые для производства нового оружия. Президент Рузвельт приказал Федеральному бюро расследований не трогать советских разведчиков или, по крайней мере, не доводить дело до скандала.

Но в данном случае Эдгар Гувер стоял насмерть. Позиция директора ФБР взяла верх. 15 марта 1944 года Рузвельт велел послу Гарриману отказаться от договоренности между спецслужбами.

А ведь посол тоже пытался переубедить президента: «Мы впервые установили контакт с разведывательной службой советского правительства. У меня нет сомнений, что это способно привести нас к более близким отношениям и с другими органами власти».

Но решение уже было принято. Все же Донован успел поделиться с комиссаром госбезопасности 3-го ранга Фитиным не только разведывательной информацией, но и спецтехникой: подарил чекистам миниатюрные фотокамеры, аппаратуру для изготовления микроточек – в ту пору это являлось главным способом пересылки тайной информации по почте.

Громыко:

Каким был Франклин Рузвельт? Открытый взгляд. Приветливость и уважительность в общении. Всегда он находил доброе слово по адресу собеседника и его страны. Конечно, с начала и до конца беседы из-за своего недуга он сидел. Но в то же время умел вести себя так, что окружающие даже забывали о его физической скованности. Сидя за столом, он был подвижен, поворачивался, иногда что-то чертил или брал