Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин
Поэтому в Берлине американцев не боялись. И ошиблись.
Сухопутные силы США в мае 1940 года располагали пятнадцатью танками. В июне контракт на производство танков предложили автомобильной корпорации «Крайслер». Первый танк был готов в апреле 1941 года, а в 1942 году только лишь «Крайслер» выпускал семьсот танков в месяц, вдвое больше, чем все танковые заводы Германии, вместе взятые.
Военная промышленность развернулась стремительно. В 1940 году Соединенные Штаты выпустили шесть тысяч самолетов, в сорок первом – девятнадцать с лишним тысяч, в сорок втором – сорок восемь тысяч машин. Для Германии и Японии такие цифры были недостижимы. Французский дипломат Жан Монне назвал Соединенные Штаты «арсеналом демократии».
Американский опыт наглядно доказал преимущества высокоразвитой рыночной экономики. В Соединенных Штатах нет казенных заводов. И за все годы войны не национализировали ни одно предприятие. Профсоюзам никто не запрещал забастовки на предприятиях, выпускавших оружие. Об этом ни Громыко, ни его коллеги по посольству в Москву не сообщали.
Однако же формирование сухопутных сил, обучение личного состава, освоение техники заняли несколько лет. Англия тоже располагала мощным флотом, но малочисленной сухопутной армией. Поэтому союзники открывали второй фронт там, где могли реально противостоять врагу.
Впрочем, в сорок втором союзные войска пытались прощупать крепость немецкой обороны в Европе. 19 августа 1942 года высадились на французском побережье, оккупированном вермахтом. В городе Дьеппе.
Союзные войска сразу попали под губительный огонь артиллерии противника. И отступили, бросая оружие и боевых товарищей. Будущий писатель Йан Флеминг, в ту пору помощник начальника британской военно-морской разведки, наблюдал за ходом провалившейся операции с борта эсминца. После войны он придумает Джеймса Бонда – героя, который не знает, что такое поражение.
Рузвельт исходил из того, что главная цель – Германия, а не Япония:
– Мне просто не хватает флота. Каждая стычка на Тихом океане будет означать сокращение кораблей для действий в Атлантике.
Президент жаловался Уинстону Черчиллю:
– Война с Японией – это не та война, не в том месте и не в то время…
Черчилль с ним согласился: главная задача – одолеть Гитлера.
Рузвельт желал, чтобы американские войска как можно скорее схватились с немцами. Несмотря на возражения военного министра Генри Стимсона и начальника штаба армии Джорджа Маршалла, он настоял на том, чтобы первая высадка состоялась в Северной Африке. Задача – не позволить нацистам добраться до необходимой им ближневосточной нефти.
21 июня 1942 года отправленный Гитлером в Африку немецкий корпус Эрвина Роммеля нанес унизительное поражение британской 8-й армии в Тобруке. На следующий день фюрер произвел Роммеля в генерал-фельдмаршалы. Но, когда прибыли первые четыреста американских танков и самоходных артиллерийских установок, африканский корпус Роммеля был обречен.
8 ноября 1942 года американские части под командованием генерала Дуайта Эйзенхауэра высадились в Марокко и Алжире и атаковали немецко-итальянские войска. Поражение в африканской кампании лишило Германию и Италию почти трехсот тысяч солдат и офицеров. Масштабные потери!
Американцы высадились в 1943 году на Сицилии. Италия капитулировала. Летом 1944 года высадились в Нормандии. Каждая операция союзников была помощью наступавшей Красной армии.
В годы войны на официальных приемах произносились тосты самого дружеского свойства. Но Громыко знал, что реальное отношение к англичанам и американцам в Кремле осталось прежним.
Член политбюро Лазарь Каганович писал Сталину: «С огромным наслаждением прочитал я ваш ответ корреспондентам. Это заслуженный щелчок союзничкам, дали им слегка в зубы. Тут кровью истекаем, а они болтают, отделываются комплиментами и ни черта не делают. Нельзя прикрывать их болтовню чрезмерно деликатным наркоминдельским языком, надо было, чтобы и наш, и их народы знали правду. И как всегда, это сделали вы – коротко, просто, прямо и гениально».
В Москву приехал один из руководителей югославской компартии и антифашистского партизанского движения Милован Джилас. Его принимали Сталин и Молотов. Беседовали с ним очень откровенно.
Сталин по-свойски сказал Джиласу:
– Может быть, вы думаете, что мы забыли, кто такие англичане и кто есть Черчилль? У англичан нет большей радости, чем нагадить союзникам. А Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Ей-богу, копейку из кармана! Рузвельт не такой – он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль – и за копейкой.
Послания советских дипломатов из Вашингтона того времени – часто свидетельство упрощенного взгляда на политику Соединенных Штатов, неспособности и нежелания понять цели и намерения американцев.
Советский экономист Громыко должен был осваиваться в иной цивилизации. Что-то из пропагандистских догм засело в нем навсегда, что-то он сумел преодолеть. Все-таки Андрей Андреевич попал в Америку сравнительно молодым и старательно занимался самообразованием. Он проделает огромную эволюцию, многое поймет, но какие-то определяющие принципы западной демократии навсегда останутся для него загадкой.
Телеграмма наркома иностранных дел СССР В.В. Молотова временному поверенному в делах СССР в США А.А. Громыко о запросе агремана на него в качестве нового посла СССР в США. 16 августа 1943 г.
[АВП РФ]
А вот посол Литвинов не скрывал скептического, а то и саркастического отношения к высшим советским чиновникам. Понимая, что его прослушивают, продолжал критически отзываться о руководстве Наркомата иностранных дел. Максим Максимович говорил, что дипломатией руководят три человека – Молотов, его заместители Вышинский и Деканозов – «и ни один из них не понимает ни Америки, ни Англии». Его возмущал ограниченный кругозор этой троицы. Молотова он презирал и называл «каменной задницей». Деканозов, бывший посол в нацистской Германии, «сидел бок о бок с Риббентропом в течение года – и это все, что он знает о зарубежных странах».
Литвинов был спокоен, уверен в себе и играл не в домино, как крупные советские руководители, а в бридж, которому научился в Англии. Слушал музыку, много читал. Этому веселому, светскому человеку нравилось быть в центре внимания. Несмотря на полноту, он любил танцевать. Но переживал из-за того, что посол вовсе лишен самостоятельности, по рукам и ногам связан инструкциями.
В начале 1943 года Максим Максимович Литвинов говорил с обидой американскому журналисту:
– Я больше не могу быть мальчиком на побегушках. Любой сотрудник в моем посольстве может выполнять ту работу, которая поручена мне. Мне приходится только подчиняться приказам. Это невыносимо.
Анатолий Федорович Добрынин, который позднее тоже станет послом в Соединенных Штатах, смеясь, заметил:
– Каждый посол писал характеристики своим подчиненным. Ветераны утверждали, что Литвинов написал такую характеристику: Громыко к дипломатической службе непригоден.
Максим Максимович сильно
