Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

Я должен здесь отметить геройство отряда студентов морской школы. Они понесли много жертв в борьбе с громилами.

Ночью после второго дня погрома стало ясно, что вооруженная борьба, которую ведет федеративный комитет, не дает значительных результатов, ради которых стоило бы нести столько потерь. Борьба была организованно прекращена. Больше отрядов не посылали, хотя кое-где еще продолжали действовать те отряды, которые не вернулись в университет, и самооборона самого населения. (Инициатива прекращения борьбы исходила от т. Гусева. Он заявил мне, что борьба бесполезна, ибо силы борющихся неравны, и нам необходимо сохранить наши кадры, так как борьба с самодержавием еще предстоит долгая и упорная. Такого же мнения были и остальные члены федеративного комитета.)

Погром начался и кончился вполне организованно: как только положенный царскими сатрапами срок — три дня — прошел, погром сразу же прекратился. Администрация университета получила ультиматум от властей очистить его от революционных организаций к определенному сроку (срок совпал с окончанием погрома), в противном случае, было заявлено, университет будет занят воинскими частями.

Было решено удалить всех из университета, предварительно отобрав у них оружие, чтобы оно не попало в руки властей. Университет был быстро очищен, и никто из выходивших оттуда действительно не был задержан. Вообще вблизи университета не было ни солдат, ни полиции: они, очевидно, боялись бомб. Зато все улицы Одессы были заняты патрулями солдат под руководством полиции. Под видом поисков оружия пьяные патрули отбирали у прохожих кошельки, часы, кольца и прочее. Для иллюстрации правопорядка, существовавшего в Одессе уже через несколько дней после погрома, приведу здесь один эпизод. Спустя несколько дней после погрома я пришел к моим друзьям Итиным посмотреть, уцелели ли они, ибо я их целую неделю не видел. Жили они в центре города, на углу Екатерининской и Успенской улиц. Сидели и разговаривали о происшедших событиях, как вдруг послышались выстрелы и полетели пули в потолок, ближе к стене, что против окон (окна выходили на улицу, а квартира была в третьем этаже). Когда мы бросились к окнам, то увидели, что около дома, против наших окон, стоит патруль. Тут же суетятся и полицейские власти. Дом был оцеплен, и никого не выпускали из него. К этому дому стали стягивать все роды оружия, вплоть до легкой артиллерии. Мы сидим в комнате и ждем, что будет дальше. Наконец в квартиру ворвалась банда полицейских и офицеров. Солдатами был заполнен весь коридор квартиры и вся лестница. Первым делом начальство бросилось к нам в комнату с криком: «Кто отсюда стрелял в патруль?» К счастью, для нас внутренние рамы окон уже были замазаны, значит, если бы мы даже стреляли из форточек, то пули попали бы в окна дома противоположной стороны, а отнюдь не в патруль, который стоял на середине улицы. Все это мы им изложили. Тем не менее всех нас согнали в одну комнату, в которой они предварительно перевернули все вверх дном, после чего стали вызывать для допроса поодиночке, согласно записям в домовой книге. Вызванных обыскивали и тут же учиняли допрос. Спрашивали подробно обо всем и ко всему страшно придирались. Я очень долго думал, как мне быть: ведь я в этом доме не живу, значит, меня не вызовут, но солдат, который стоял около дверей комнаты, где мы все находились, видел меня. Если же теперь начальство меня увидит, а я в домовых книгах не записан, то меня возьмут в участок для установления личности, и тогда пиши пропало, ибо в те дни в участках убивали. Я решил спрятаться за дверью комнаты. Долго мне там пришлось стоять, ибо обыск и все сопутствующее ему длилось очень долго, но зато мне повезло: меня не заметили, я вывернулся. Когда банда оставила квартиру, меня охватил ужас. Я вспомнил, что в этом же доме в первом этаже находится ящичная мастерская, дверь и окна которой выходят на улицу. В этой мастерской помещалась нелегальная типография ЦК, в которой и Одесский комитет партии печатал свои листовки. Я думал, что обыск будет во всем доме, значит и внизу (если бы действительно в патруль стреляли из нашего дома, то это могло быть только из первого или второго этажа. Оттуда легко было стрелять, но никакого выстрела, кроме залпа в наши окна, не было слышно). А если бы добрались до типографии, то всех уложили бы на месте. Меня сильно беспокоила всю ночь судьба товарищей из типографии. Пойти посмотреть я не решался ввиду моего липового положения в этом доме, посылать же кого-либо из Итиных посмотреть, что делается внизу, я тоже не мог, так как пришлось бы сказать им, что там находится типография, а они этого не знали, несмотря на то, что квартиру Итиных использовала типография и сами Итины, муж и жена, работали в одесской организации. Я целую ночь не ложился, прислушиваясь к каждому стуку и крику в доме. Наутро я выбежал на улицу посмотреть, что делается в ящичной мастерской: она была открыта, как всегда. Оказалось, что обыск был лишь во втором и третьем этажах. Что пережили обитатели типографии во время обыска, можно себе представить.

На своем первом после погрома собрании Одесский комитет партии расширил свой состав: были кооптированы токарь железнодорожных мастерских Иван Авдеев, Ставский{102}, Зека (впоследствии оказался провокатором) и несколько товарищей, имена и клички которых улетучились из моей памяти.

Первое расширенное комитетское собрание было на квартире Шкловского{103}. Оно занималось организационными вопросами. Необходимо было перейти к построению одесской организации на выборных началах, хотя было решено парторганизацию официально не легализовать. Я сделал информационный доклад о построении местных организаций германской социал-демократической партии, после чего был довольно обстоятельный обмен мнениями о том, как сейчас начать реорганизацию Одесской организации В эти дни приехал из Питера большевик, агент ЦК, Лева (Владимиров) с лозунгом объединения с меньшевиками во что бы то ни стало, не дожидаясь объединения двух центров сверху. К нему присоединился большевик «Барон» (Эдуард Эссен{104}), который приехал в Одессу до погрома. Их лозунг встретил в среде членов партии как меньшевиков, так и большевиков горячий отклик. И это было вполне понятно: слабость и разрозненность тех немногих сил, которые были в наличности, сильно били в глаза каждому члену партии во время погрома. Товарищи Лева и «Барон» на общегородском собрании