Письма моей памяти. Непридуманная повесть, рассказы, публицистика - Анна Давидовна Краснопёрко
Люсянё, как называл старик девочку, росла без отца. Мать ее, Фаина Германовна, работала медсестрой в больнице и часто дежурила по ночам. Как-то, когда Фаина Германовна оставила Люсянё ночевать одной, девочка попросилась к старику. С того времени она часто перебиралась к нему. И Грахольский внимательно следил, чтобы ночью с нее не съехало одеяло.
– Люсянё, – шептал он тихо. – Люсянё. – И, улыбаясь, добавлял: – Революция!
Такое громкое имя стояло у девочки в метрике.
Был в году один день, когда комната Грахольского превращалась в самый шумный угол коммунальной квартиры. Соседи знали: старик пригласил своих студентов отметить защиту дипломов. Тогда Мур бродил по коридорам, недовольный и хмурый, как будто боялся, что от разговоров и шума разбегутся все квартирные мыши.
Старика же было не узнать. Он выпрямлялся, его глаза становились по-мальчишески озорными.
– Георгий Иванович! – гремело на всю квартиру. – Почему мне тройку поставили? Я же такой проект отгрохал. Сельская больница на двести мест!
– Слишком много больных хотите, за это и тройку получили…
– Нет, вы только подумайте! Лида Савина защитила проект на пятерку!
– Что удивительного! Красавица родила красавца!..
И так до ночи.
Праздник по случаю защиты студенческих дипломов! Каждый год старик ждал его с нетерпением.
И в тот год тоже ждал…
Около двенадцати Грахольский угощал Люсянё чаем с рафинадом и вареной колбасой-фаширкой. А несколько часов спустя они были уже в убежище. Двое суток старик ни на шаг не отпускал от себя Люсянё, все ждал, что приедет мать и решит: уходить из города или нет. Но на третьи сутки прибежала соседка и сказала: город горит. Старик схватил Люсянё и побежал домой.
Дом еще не тронуло пламя. Грахольский лихорадочно открыл двери, накинул на девочку свой пиджак и потом растерянно присел, не зная, что хватать.
…Они еле выбрались на шоссе и с сотнями других беженцев потянулись на восток. Измученная и перепуганная, Люсянё еле топала за стариком.
– Мама назвала тебя Революцией, – подбадривал ее Грахольский. – Ты должна быть мужественной девочкой!.. Будешь?
Они тянулись от деревни к деревне. Женщины приглашали их в хаты. Отдохнув, старик с девочкой плелся с беженцами дальше. Вместе с ними шел на восток белобрысый парень лет девятнадцати. Когда старику было невмоготу тянуть Люсянё, парень садил девочку себе на плечи. Вообще, это не очень нравилось парню. Но он не бросал спутников. Только изредка раздраженно говорил старику:
– Да брось ты свой чемодан! Что в нем, золото?!
Грахольский не отвечал.
Время от времени слышался гул самолетов. Тогда люди разбегались, ложились на обочины, прижимались к земле. Стрекотали пулеметы… Когда самолеты исчезали, с земли поднимались не все. Один раз не поднялся Грахольский, хоть Люсянё кричала, дергала его за рукав…
Белобрысый взял девочку за руки, подхватил чемодан Грахольского и двинул вперед.
Где-то под вечер они присели отдохнуть. Белобрысый открыл чемодан. Думал, может, там найдется какая еда. Но в чемодане были только пара рубашек и чертежи. Удивленно, недоуменно белобрысый начал читать:
– Аркадий Савченко. Дипломная работа. «Проект детского кинотеатра „Красные дьяволята“». Маргарита Макарова: «Проект жилого дома по улице Советской». Константин Орехво – …жилой дом… Осип Магидов – …школа.
* * *
Аркадий Савченко – мой отец. Он так и не защитил свой диплом. Точнее, защитил, построив в армии свой первый мост и погибнув на нем под обстрелом.
Рита Макарова тоже защитила свой диплом. В бою под Переволоками. Там, в партизанском лесу, ее могила.
А диплом отца теперь у меня. Его прислала моей матери женщина из Кургана – Людмила Николаевна Вересаева, бывшая Люсянё-Революция. Через десятки лет отыскала она нашу семью и передала единственное, что осталось от отца и отцова учителя. Она же и рассказала в письме часть этой истории…
Я смотрю на проект отца, на эскизы рельефов. Каждый из них – это кадр любимого им с малых лет кинофильма «Красные дьяволята». Во дворе, обсаженном деревцами, перед входом в кинотеатр скульптуры дьяволят – мальчиков в шинелях и буденовках. На обложке проекта пометка старого Грахольского: «Поздравляю, мечтатель! Отлично!»
Мать говорит: отец мечтал построить свой кинотеатр в родных Шатилках, чтобы вся детвора в округе здесь собиралась.
Мне очень жаль: я не архитектор. Я только могу рассказать о незаметной и тоскливой жизни учителя моего отца, который в свои последние дни думал не о себе.
А вот архитекторов очень прошу: постройте в Шатилках юношескую мечту моего отца – детский кинотеатр «Красные дьяволята».
Ей будет сорок
Мы встречались почти каждый день в театре на утренних спектаклях. Меня проводила соседка-билетер, а Нилу – ее двоюродный брат, который работал здесь художником-декоратором. Мы всегда сидели на галерке, неподалеку от ложи осветителей. Наше знакомство ограничивалось этими встречами в театре, но оно уже стало глубокой и сердечной привязанностью. На некоторые спектакли мы ходили по нескольку раз и, хотя хорошо знали их содержание, отдельные мизансцены и реплики, всегда волновались, ждали чего-то нового.
После спектакля временами прогуливались у театра. Перебивая друг друга, читали на память монолог Незнамова из пьесы «Без вины виноватые», повторяли реплики мольеровского Гарпагона, пробовали копировать неповторимые жесты и интонации портного из «Очной ставки» и, понятно, удивительную походку и движения Дианы из «Глупая для других, умная для себя».
В то время в нашем сознании актеры сливались с ролями. Если, например, актриса исполняла роль тети Кати в «Хто смяецца апошнім», нам хотелось улыбнуться ей при встрече. Но когда мы вспоминали, что она же пани Вашемирская в «Соловье», улыбка исчезала с лица.
В начале лета театр поехал на гастроли. Мы даже не договаривались с Нилой о встрече после его возвращения. Это понималось само собой…
Но нам довелось встретиться не скоро, только в тяжелую зиму сорок второго года…
…Облава была неожиданной. Я успела спрятаться в склепе. По мне стреляли, но – повезло – промахнулись.
Вырвавшись из облавы, я добежала до минской окраины – Ляховки. И там, у реки, увидела Нилу. Мы бросились друг к другу, прислонились к стене дома и, торопясь, заговорили. Я узнала, что Нила с родителями уезжает куда-то в деревню.
* * *
Помню, как после освобождения нашего
