Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн
Отец Владека, поляк, в течение многих лет арендовал землю по соседству с хуторком, где рос Айзик. Мальчики подружили, не расходились, когда подросли, вплоть до смутного времени. Семья Владека ушла на границу Польши, и спустя года два молодые люди встретились. Владек приехал в старые места по поручению отца. Материально семья Владека не пострадала, но сам Владек перенес большое горе. Он был женихом красивой девушки. Однажды большевики перешли границу, напали на селение, ограбили кой-кого, увели лошадей, связали трех или четырех женщин, с которыми ушли в лес. Невесту Владека нашли потом в лесу мертвою. Ее задушили большевики, нечаянно или умышленно во время борьбы, что видно было по оборванной одежде и массе кровоподтеков. Владек горел мщением и ненавистью к большевикам. Рассказал Айзик Владеку о несчастьях своей семьи и о необходимости уйти в Польшу, но нужны деньги немалые, чтобы вывезти стариков, сестер, детей. Молодые люди стали встречаться и решили заняться контрабандой, чем многие пограничные жители промышляли. Владек хорошо знал леса, знал наизусть большие заросли, где можно было сохранить товар и самим прятаться, когда бывает необходимость. Работа пошла успешно. Возили в Россию ситцы, сукно, сахар, чай и прочее, а затем занялись вывозом семей евреев, ушедших до революции за границу. Везут ребята в Польшу людей, а из Польши товары. По словам Айзика, Владек в течение двух лет убил нескольких красноармейцев-пограничников. Айзик говорил о Владеке с большим восторгом:
— Вы увидите, что это за молодец, какой он смельчак. Я веду людей до границы, он ведет дальше по лесу. Он знает, где бывает охрана, с ним можно ходить спокойно.
Не без предвзятой мысли я разговорился откровенно с Айзиком. Мне нужно было ближе узнать его, узнать, не хитрит ли он. Я намекнул, что ожидаю деньги от дочери и уверен, что в Ровно получу их и смогу поблагодарить за его о нас заботу.
Пошли спать, ибо завтра предстоял «переход». Немного прикорнул на скамье, а рассвет не дал спать — люди проснулись и началась дневная суета. Выехали мы в девять утра и около одиннадцати стали около небольшого селения. Айзик сказал, что отсюда нас повезет немец, а старичок возвращается домой. К семи вечера мы будем близ границы, а ночью перейдем. Владек ожидает нас сегодня и сообщит, можно ли перейти.
Я сел на поваленное дерево, Айзик куда-то ушел, подъехал воз с женщинами и безмолвным братом Айзика. Не заметил, как с горки спустились двое вооруженных людей, но вдруг услышал грозный окрик:
— Что за люди, куда едете?
Спокойно обернувшись, ответил:
— Едем по своему делу.
— Покажи документ.
— А ты кто будешь? — спросил я. — Начальник, что ли?
— Поговори еще!
— Чего грозишься? Пойдем к начальнику, там и документ покажу.
Не внушали мне доверия эти босые с ружьями людишки. Было похоже, что играют плохо данную роль. В это время подошел Айзик с братом. Босяки с ружьями оставили меня, направились к Айзику, и один из них, босяков, взял ружье на прицел, крикнул:
— Стой!
Айзик стал и вынул из кармана наган, крикнув:
— И я стрелять умею.
Затем опустили оружие, отошли в сторонку, поговорили. Айзик достал из кармана деньги, отсчитал какую-то сумму, отдал босякам, которые ушли по направлению к селению. Айзик подбежал к нам и сказал взволнованно:
— Заворачивайте в тот двор, — и побежал вперед.
Поехали мы по тому же направлению и въехали в большой двор, видимо, крестьянский. Айзик торопливо снял чемоданы и другие вещи, велел возчикам немедленно уезжать домой по указанной им дороге. Началась суета во дворе. Мы сбились в кучу, не понимая, в чем дело. Из хаты вышел крестьянин, быстро вывел из конюшни большую лошадь, запряг в телегу и, уезжая, сказал Айзику:
— Мы не бачылись, моя старуха скажет, что вы приехали, когда я не був дома, — и уехал.
Айзик подошел к нам и сказал:
— Эта сволочь, что подошла к нам, — дрянь, содрали на выпивку, но боюсь, что они пойдут в свое село и наведут банду. Тогда может худо выйти — ограбят, а спьяну и убьют. Надо уходить лесом. Вещи складывайте в сарай, засыпем соломой и будем сейчас уходить. Если разбойники подойдут, то хозяйка скажет, что мы уехали, и укажет противоположную дорогу, а они, не видя наших возов, поверят и погонятся по указанному направлению.
Но я, как Тартарен, почему-то думал, что все это представление, чтобы отнять у нас всех вещи — попросту «нас взяли на испуг»[210]. Но возражать было явно бесцельно, а оставаться дольше, не имея воза, не зная, где мы, стало невозможным. Если бы действительно пришла какая-нибудь власть, то я показал бы мой пропуск и заявил, что нанятый мной воз почему-то, приехав сюда, остановился, высадил нас и скрылся с вещами. Но Айзик твердо сказал:
— Мы дойдем. Ходьбы не больше трех часов с отдыхом, а вещи немец привезет вечером. Он нарочно уехал, чтобы не было подозрения на него. Если бы не босяки, то немец доставил бы нас вечером куда надо.
Пошли все к лесу, оставив в амбаре вещи. На мне было заношенное летнее пальто, в кармане комнатные туфли и полотенце. Софья Ефремовна в летней блузке, шелковой юбке, в башмаках на высоких каблуках и в руках летнее пальто. День был очень жаркий, солнце неистово пекло, было 12 утра. Вскоре мы вошли в лес, стало прохладнее. Айзик торопил, шел он довольно скоро, женщины с трудом поспевали. Так прошли довольно долго и очутились в очень топком месте, по которому пошли. Айзик пояснил, что здесь не глубоко, но опасно ходить и что мы скоро выберемся в чистый лес. Началось мученическое хождение: кочки, грязь, вода выше щиколотки, а местами вязли по колени, скользили, женщины падали… Софья Ефремовна скоро выбилась из сил и не могла двигаться. Находили кочку, на которой она отдыхала. Топь не прекращалась, но стала еще глубже, местами приходилось пробиваться через заросли, перелезать через поваленные деревья, и Софья Ефремовна впала в обморочное состояние. Уложили ее, освежили голову водой, пришла в сознание, и Айзик решил понести ее. Взвалив ее на плечи, он пронес небольшое пространство, но отсутствие твердой опоры под ногами не дало возможности двигаться, и мы опять стали. Выбрав большую кочку и уложив Софью Ефремовну, я решительно
