Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс
Гранди невзлюбил нас, как только мы вошли в студию. Всячески пытался выставить нас идиотами – ему было совершенно не интересно разговаривать с нами по-человечески. Так тогда все было устроено: старая британская классовая система во всей своей красе. Люди, занимающие такие посты – журналисты, либо теле- и радиоведущие, – всегда разговаривали с тобой свысока и пытались подловить, спрашивая, сколько ты зарабатываешь. Как будто ты какой-то с ног до головы покрытый дерьмом сельчанин, который должен быть благодарен за то, что хозяин не заставил тебя начищать ему ботинки твоим ебучим свидетельством о рождении.
Если посмотреть первые интервью The Beatles в аэропортах или где-то еще, журналисты вели себя точно так же. Но самое противное было не то, что они пытались строить из себя истинных джентльменов; за кулисами эти засранцы вытворяли различную поебень, а затем друг друга покрывали. Взять, к примеру, Джимми Сэвила. Роттен еще в 1978 году в радиоинтервью пытался рассказать об этом мудаке всю правду, но Би-би-си просто вырезали его из эфира. К слову, я бы относился к тому, что говорит Джонни, с изрядной долей скептицизма, но представь, сколько ребятишек избежали бы психологической травмы, если бы тогда послушали Джона[111].
Однако в передаче Гранди все радикально поменялось местами. Я решил поместить в книге расшифровку полной беседы, потому что иногда говорят и пишут, что все началось с того, что Роттен сказал слово «насрать». На самом деле первым ругнулся я, но, думаю, Гранди был слишком навеселе, чтобы заметить это (либо услышать от меня слово «проебали» казалось ему чем-то совершенно нормальным). Необычным образом это подхватила вся группа (ну, кроме Куки – наш верный и надежный Мистер Осторожность не стал открывать рот). Глен немного истощил Гранди нахальным дерзким поведением, затем атаковал Роттен, чем изрядно привел Гранди в бешенство, а я его добил, используя «тяжелую артиллерию» после того, как этот мерзкий старый мудак начал соблазнять Сьюзи (она с тусовкой из Бромли стояла сзади).
Прикол в том, что, когда читаешь это на бумаге, все выглядит не настолько оскорбительным. Сегодня такое можно увидеть в новостях, и никто и бровью не поведет. Однако вечером по телеканалу ITV в Британии 1 декабря 1976 года это стало – ну, если судить по тому, что писали на следующий день в таблоидах, – пожалуй, самым жутким и возмутительным событием за всю историю телевидения. Так что найди это интервью в YouTube, насыпь себе попкорна, сядь поудобнее и сам решай, согласен ты или нет…
Гранди: Мне сказали, что группа получила 40 000 фунтов стерлингов от компании звукозаписи. А не кажется ли вам, что это слегка противоречит вашим антиматериалистическим взглядам на жизнь?
Глен: Нет, чем больше – тем лучше.
Гранди: Серьезно?
Глен: О да.
Гранди: Ну, тогда расскажи мне побольше.
Я: Мы их проебали, разве нет?
Гранди: Не знаю. Просадили?
Глен: Да, ничего не осталось.
Гранди: Да ты что? Боже правый! Так, а скажите-ка мне вот что…
Глен: Что?
Гранди: Вы серьезно или просто… пытаетесь меня разыграть?
Глен: Нет, мы все спустили.
Гранди: Да ну?
Глен: Ага.
Гранди: Но я к тому, чем вы занимаетесь…
Глен: О да.
Гранди: Ты серьезно?
Глен: Угу.
Гранди: Бетховен, Моцарт, Бах и Брамс уже все на том свете…
Джонни: Они же наши кумиры, разве нет?
Гранди: Да? Что? Что вы говорите, сэр?
Джонни: Они замечательные люди.
Гранди: Да?
Джонни: О да! Они нас здорово заводят.
Гранди: Полагаю, они и других заводят…
Джонни: Ну, мне, честно говоря, насрать.
Гранди: Чего тебе?
Джонни: Ничего. Грубое слово… Следующий вопрос!
Гранди: Нет, нет. Что за грубое слово?
Джонни: «Насрать».
Гранди: Ты серьезно? Батюшки, ты меня до смерти напугал.
Джонни: Ну ладно…
Гранди: Девочки, а вы что скажете?
Глен: Он вам в отцы годится, да? Этот мужичок, а то и в деды.
Гранди: Вы волнуетесь или вам здесь нравится?
Сьюзи: Нравится.
Гранди: Точно?
Сьюзи: Да.
Гранди: Ах, ну я так и подумал.
Сьюзи: Всегда хотела с вами познакомиться.
Гранди: Правда, что ли?
Сьюзи: Да.
Гранди: Давай тогда встретимся после эфира, идет?
Сьюзи: [посылает ему воздушный поцелуй].
Я: Ах ты грязный извращенец. Грязный старикашка.
Гранди: Что ж, давай, дружок, продолжай. Давай, у тебя есть еще пять секунд. Не стесняйся в выражениях.
Я: Грязный ублюдок.
Гранди: Давай, еще.
Гранди: Грязный уебок.
Гранди: Какой хороший мальчик!
Я: Ебаный подонок!
Гранди: Что ж, на сегодня все. Другой рокер, Имонн, я о нем больше ничего не скажу, завтра вернется. Скоро увидимся. Надеюсь, вас [то есть нас] я больше не увижу. Желаю хорошего вечера.
Когда появляются титры, видно, что Роттен смотрит на свои часы, а я, стоя в кожаных штанах, покачиваю бедрами, как Элвис на шоу Эда Салливана, если бы Пресли не обрезали по талию. Я не говорю, что это британский эквивалент, но, безусловно, посыпались недовольства. Мы знали, что вели себя немного по-хулигански, но еще до конца не врубились, что находимся в прямом эфире. До нас дошло, только когда мы вышли через черный вход и в гримерной стали разрываться телефоны. Звонили разгневанные граждане, чтобы сказать нам, как же ужасно и вопиюще мы себя вели. Мы с Сьюзи отвечали на звонки и посылали их куда подальше, отчего они свирепели еще больше.
Я еще не протрезвел и продолжал веселиться. Все мы отрывались, кроме Малкольма – мастер манипуляций в СМИ и великий создатель, – который побледнел как простыня. Куки говорил, что Малкольм топит за анархию, но стоило нам вытворить что-нибудь «анархичное», и Малкольм готов был в штаны наложить. Куки прав. Если Макларен немного выпивал, то сразу смелел, но в целом был весьма кротким парнем. Понятное дело, в данный момент он посчитал, что мы разрушили все его планы, и водитель лейбла EMI, который примчал, чтобы скорее отвезти нас домой, похоже, тоже совершенно не понял юмора.
Макларен быстро пришел в себя, когда утром увидел на первых полосах газет огромный заголовок: «Грязь и ярость», а еще написано, что какой-то псих в ярости разбил свой телик. До Малкольма довольно быстро дошло, что идея отправить нас на интервью принадлежала именно ему. Я не возражал. Вроде так и должно быть: я и/или Джонни делаем что-нибудь спонтанно, а Малкольм потом всем объясняет, почему это на самом деле круто. Меня больше всего поражало, что пара матерных слов, которые каждые пять минут слышишь на
