Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс
Увидев нас на первых страницах таблоидов, я испытал то же чувство удовлетворения, как тогда, когда услышал по радио, что Боуи обчистили: «Это сделал я!» Я гордился этим. Возможно, я бы не был так собой доволен, если бы знал, насколько изменится ситуация. Гранди оказался жирной разделительной чертой в истории Sex Pistols. Прежде всех интересовала только наша музыка, но с тех пор про нас только и трубили в медиа. В какой-то степени это был наш момент славы, но в чем-то ситуация стала началом конца.
Глава 19. Сид Вишес
На мой взгляд, пока не появился Гранди, все было хорошо. Группа переживала естественный прогресс и развитие: мы только что записали отличную пластинку, многие приходили увидеть нас живьем и становились фанатами, появилась настоящая музыкальная сцена. Забавно было удостоиться признания от прессы, но мы могли с этим справиться. Однако затем в одночасье наши фотка и статья оказались на ебаном столе за завтраком в каждом доме, а журналисты Sun и News of the World поджидали нас на Денмарк-стрит.
Гранди не просто катапультировал нас на новый уровень славы, мы словно попали в другое измерение, принять которое было сложно. Не пойми меня неправильно, скандальная известность – это прикольно, и мы, безусловно, очень быстро обзавелись большим количеством новых фанатов. Но лучше всего я могу описать свои ощущения, сравнив это с эпизодом из фильма «Звездный путь», когда они спокойно летят в космосе, а потом Скотти нажимает кнопку «сверхзвуковая скорость», и – вжух! Исчезли, блядь, в одно мгновение.
Если говорить о том, было ли у Sex Pistols хоть какое-то долгосрочное будущее, это внезапное стремительное ускорение оказалось худшим сценарием. Я по-прежнему считаю, что мы все равно стали бы крутыми и успешными, но не так быстро, и, возможно, обошлось бы без психологических травм. Наверное, нам просто не суждено было стать нормальной группой, которая записывает несколько альбомов, а потом постепенно исчезает. После Гранди самомнение у всех начало раздуваться до небывалых размеров – возможно, больше всего это касалось Макларена.
Он был склонен верить в свою известность, как и любой из нас, – может быть, даже в большей степени. Мне кажется, он никогда не думал о том, что будет полезно для группы; в отличие от большинства нормальных менеджеров, ему и в голову не приходило присматривать за своими мальчишками. Он не из тех, кто готов был играть в долгую, как Питер Грант[112] или Эндрю Луг[113] Олдэм. И с этого момента музыка, которая всегда была для нас на первом месте, резко стала для Малкольма вторичной. Теперь он играл по своим правилам и искал для себя выгоду.
Первой кошмарной ситуацией, которую Макларену пришлось испытать и выставить как намеренную стратегию, стал концертный тур «Анархия». По идее, он должен был стать одним из наиболее ярких моментов всего панковского движения – мы находились в расцвете сил в рамках масштабного турне по Великобритании в компании The Clash, The Damned (обе группы, выступая в июле у нас на разогреве, отыграли свои дебютные концерты и, кстати говоря, весьма и весьма преуспевали) и Джонни Тандерса и The Heatbreakers, которых Малкольм привез из Нью-Йорка, чтобы придать американского колорита. Кажется, они прилетели поздно вечером после нашего интервью с Гранди, поэтому понятия не имели, в какой попали замес.
Полиция нас запрещала, местные органы самоуправления запрещали – все нас, сука, запрещали. Поначалу было прикольно и необычно приезжать и узнавать, будет ли специальная встреча, на которой высокомерные людишки в городе решат, можно ли нам развращать молодежь своим грязным и мерзким панк-роком. Но это довольно быстро наскучило. Мы колесили по стране в большом крутом гастрольном автобусе, и куда бы ни приехали, нам объявляли, что сыграть мы не сможем – иногда эта радостная новость появлялась в последнюю минуту. Оставалось лишь хорошенько нажраться и похулиганить.
Но и это спустя какое-то время надоело. Исчезла спонтанность. Получается, каждый имел представление о том, чего от нас ожидать, а мы так и поступали. Разумеется, Малкольм наслаждался, потому что наш запрет – это прекрасная наживка для прессы, но было бы, конечно, здорово сыграть хоть несколько концертов. Особенно когда на нескольких шоу, которые все же удалось отыграть, приходили религиозные фанатики и называли нас дьяволятами – например, в городе Кайрфилли[114], и с этого выступления есть забавные кадры в фильме «Великое рок-н-рольное надувательство».
К тому времени, как мы вернулись из тура, Вивьен переименовала магазин в Seditionaries («Смутьяны»), повесив на стены фотографии разбомбленного Дрездена. «Бомбардировщик Харрис» – классное было бы панковское название; почти как Фабиан Квест. Но я все равно туда захаживал, правда, было уже не так уютно, как раньше. Они убрали кушетки и музыкальный автомат, поэтому все казалось каким-то чересчур безвкусным (как в больнице), и никто там больше не зависал. Помимо всего прочего, туда приходили панковские детишки, ошивались и хотели поболтать с тобой, правда, оказались не такими прикольными, как тусовка из Бромли, – некоторые из них и вовсе были на всю голову ебнутыми.
Некоторое время в магазине развивалось осадное положение. И будто бы угроз от гневных стиляг разнести это место в щепки было недостаточно, у Малкольма и Вивьен появилась навязчивая идея, что многие приходят в магазин и пытаются украсть их идеи. Честно говоря, ничего удивительного – Дон Леттс пришел из магазина Acme Attractions и фактически взял с собой блокнот. Многие представители четвертого эшелона стали пользоваться панковским явлением в угоду себе. Магазин «Мальчишка» был худшим – от него разило дешевизной. То же самое касалось и музыки; казалось, после Гранди каждый встречный и поперечный, у кого есть кожаная куртка, сколачивает собственную панк-группу.
Публика начинала вырабатывать общую формулу. Вместо того чтобы думать головой, как было раньше, многие, приходившие на наше выступление, казалось, вели себя согласно ими же придуманным нормам поведения. Они где-то прочитали, что надо плеваться и танцевать «пого», поэтому зря времени, сука, не теряли.
Сиду было суждено придумать танец «пого», когда в клубе «100» он принялся подпрыгивать, потому что ему было не видно одну из выступающих групп. Думаю, все это относится к категории «увлекательных историй, которые то ли являются правдой, то ли нет» (особенно, учитывая его высокий рост[115]). Утверждение Роттена о том, что плеваться на сцене начал именно он, выглядят куда правдивее, потому что у него были проблемы с носоглоткой, и он постоянно смачно харкался. Хотя это все равно выглядело ужасно. Джо Страммеру однажды прямо в открытый рот прилетела огромная зеленая харча, и он что-то подхватил. Это пиздец как отвратительно. Полагаю, это и была очередная фишка, благодаря которой мы отличались от всяких Led Zeppelin и им подобных, и не сказать, что в лучшую сторону.
Музыка, благодаря которой мы стали особенными, казалось, осталась где-то на обочине. После Гранди EMI быстро разорвали с нами контракт, и они искали предлог от нас избавиться. Поговаривали, что босс лейбла ходил ужинать с самой королевой и больше не хотел ассоциироваться с этими хулиганами-матершинниками. Что же касалось группы, все мы хотели выпустить альбом с написанными песнями
