Письма моей памяти. Непридуманная повесть, рассказы, публицистика - Анна Давидовна Краснопёрко
Наконец Руденск. Женщина сошла. Рахиль Ароновна с дочерьми – следом. Женщина махнула рукой: «Идите в ту сторону, ищите деревню Русаковичи, она партизанская».
Пошли искать Русаковичи.
Скитания
В автобиографии матери сказано: «С декабря 1942 г. по март 1943 г. находилась в распоряжении 12-й партизанской кавалерийской бригады им. Сталина в партизанской зоне в деревне Зененполье Червеньского района».
Все, в целом, верно, только существенны подробности. Первое: зона – да, была партизанская. В том смысле, что контролировалась партизанами. Однако партизанами не только 12-й бригады (тогда – отряда имени Сталина), но и других отрядов и бригад. Второе: в Зененполье попали не сразу.
Этот период мать никогда не хотела вспоминать, а если вспоминала, то глухо, изредка, какие-то конкретные эпизоды к слову. Поэтому точной цепочки событий я не восстановлю, элементарно не знаю. Но суть проста. Теперь матери, бабушке и Инне предстояли скитания по лесам и вёскам[46] – период не менее страшный, чем минский. Мало было вырваться из-за колючей проволоки гетто. Дальше-то что? Беглая еврейка с двумя дочками никому не нужна.
И дело не в том, что здешний деревенский народ такой уж – ах! – плохой. Народ – это конкретные люди, кто-то плохой, кто-то хороший. Только взгляните на ситуацию глазами местных. Жизнь и без того голодная, а тут стучатся в окно и просят о помощи три… Кто? Человека? Нет! Три лишних рта. Евреи? Еще хуже! Их прими, а завтра кто-то стукнет немцам или полицаям – просто за вознаграждение, за какой-нибудь стакан соли! Те приедут, расстреляют и самих незваных гостей, и всю семью «укрывателей», и соседей за то, что знали да молчали. Мать вспоминала: еврейство свое они таили, деревенским говорили, что сами из России, из Великих Лук, что их в Германию угоняли, а по пути из эшелона сбежали. Кто-то верил, кто-то нет, кто-то делал вид, что верит.
Конечно, главная надежда была на партизан. Но и с ними все обстояло, мягко говоря, непросто. Каждый раз, когда в той или иной деревне появлялся тот или иной отряд, мать и Рахиль Ароновна чуть ли не на коленях умоляли, чтобы приняли. Естественно, тут уж о себе рассказывали все открыто. И каждый раз получали отказ. Разговоры начинались беспощадные. Как вы вообще сумели из вашего еврейского гетто выбраться? А может, вас немцы специально заслали? Каждому ведь известно – евреи по округе ходят и колодцы травят! Но даже если и без таких разговоров… Зачем партизанскому командиру в отряде городская тетка с двумя девчонками? Это ж балласт – слово, которое мать помнила до конца дней. Причем не срабатывали даже доводы, что бабушка – врач. Ну, врач… Все равно – вы балласт, балласт, неужели не понятно!
Раз какой-то отряд все же присоединил Краснопёрок к нескольким таким же скитавшимся по лесам сбежавшим женщинам-еврейкам с детьми. Сказали: вас поведут к линии фронта, чтобы переправить на советскую территорию. То есть, если сегодняшними глазами, – прямо сюжет из фильма «Праведник», где в основе подлинная история спасения большой группы беглецов из гетто партизаном Николаем Киселевым. Но, увы, тут во главе группы оказался совсем не праведник Киселев. После долгого мучительного перехода (по зимним лесам женщины шли без теплой одежды, в расползающейся обуви) ведший их парень с винтовкой у какой-то деревни велел остановиться и ждать. Сам ушел вперед. Донеслось несколько выстрелов. Парень вернулся, сказал, что впереди полицаи, надо разбегаться. Так не так – поди проверь! Разбежались. И парень куда-то делся. Только много позже, при обстоятельствах, требующих отдельного разъяснения, мать случайно узнала, что ему просто неохота была тащиться невесть куда по морозу с непонятным бабьем. Так что дошел до родной деревни, придумал, как от спутниц хитро избавиться – и отправился спать в родительскую хату.
А для матери, Инны и Рахили Ароновны скитания продолжились.
Как они выживали в те дни – мать потом и сама толком не могла рассказать. Как-то выживали. Часто ночевали в стогах сена, бабушка ложилась на дочерей, согревала своим телом и дыханием. Иногда везло… Мир все-таки не без добрых людей. Кто-то пустит на ночь в хату. Еще кто-то сжалится и покормит. Могу предположить, что порой выручали бабушкины врачебные знания. Жизнь есть жизнь, люди и в войну болеют, приключаются несчастные случаи, женщины беременеют, рожают. Немцы что ли белорусских крестьян лечить будут? А тут настоящая врачиха – человек полезный.
И опять же – всякое бывало. Раз одна баба принесла вареную курицу: «Гэта вам!» Курица! Людям, которые забыли, что такая еда вообще бывает! Естественно, через пару минут и косточек не осталось. Наутро баба прибегает снова. «Людцы мае, вы як – жывыя? I здаровыя? А то ж я грэх на душу ўзяла: у мяне куры дохнуць сталi, i я ўсё думала, цi можна iх есцi? Вырашыла адну дохлую вам згатаваць. А вы ў парадку… Ой, добра ж як, ой, добра…»
Мать вспоминала, что беспокоилась эта женщина совершенно искренне.
В деревне Х.
Здесь произошла история совсем страшная. Я название этой деревни не привожу полностью, потому что мать его, спустя годы, точно не помнила (память словно отторгла). Хатынцы?.. Хатунки?.. Как-то так.
Не приведу полностью и фамилию главного персонажа – назову просто Ю. Фамилию мать, естественно, никогда не могла забыть и мне называла. Однако сама же не считала нужным обнародовать – по причине, которая будет ясна ниже.
Итак, в этой деревне располагалась застава одной из партизанских бригад. Замечу, что, по воспоминаниям матери, чем глубже в партизанской зоне находилась очередная вёска, тем более открыто местные говорили о связях с партизанами. Вот и сейчас беглянкам было прямым текстом сказано: «Хадзiце ў Х.! Можа там прымуць!»
И они пошли в Х. И поначалу показалось, что судьба, наконец, улыбнулась. Их приютил очень хороший старик, дядька Александр: отнесся сочувственно, накормил, уложил спать в бане. Партизаны с заставы тоже вполне доброжелательно сказали, что пошлют донесение командиру:
