Письма моей памяти. Непридуманная повесть, рассказы, публицистика - Анна Давидовна Краснопёрко

А ночью приехал на подводе этот самый командир отряда Ю. – большой, толстый, красномордый и совершенно пьяный. Вывел мать, бабушку и Инну, поставил у амбара. Заорал: «Евреи, говорите? Так я щас проверю, какие вы, евреи, храбрые!» И начал стрелять из пистолета поверх голов.

Мать закричала: «Не смейте! У меня папа в Красной армии!» А дальше – не из героизма какого-то, просто от ужаса и отчаяния – подбежала к Ю. и растопыренными ладонями пихнула его со всей силы в живот. Невысокая, худенькая, измученная девчушка-подросток – здоровенного мужика. Однако, видимо, это было так неожиданно, что Ю. упал, выронив пистолет. Мать опрометью кинулась в огород, бабушка с Инной следом. Вдогонку прозвучал выстрел, другой – мимо. Как потом выяснилось, прибежавшие на крики и звуки пальбы партизаны своего командира как-то успокоили. Еще через какое-то время он уехал.

…Вы уже прочитали «Письма моей памяти». Можете прикинуть, сколько раз мать должна была погибнуть от гитлеровской пули. Теперь добавьте еще и этот расстрел – партизанский.

Но жизнь порой выстраивает такие сюжеты, что… Примерно через год Рахиль Ароновна уже возглавляла санмедслужбу 12-й бригады. Слава о замечательной докторше ходила по всей округе. И вот однажды командование попросило ее срочно подъехать в соседнюю бригаду – там раненому требовалась операция, а своего врача у них не имелось. Добавили: из их лагеря уже и подводу прислали. Бабушка, конечно, поехала. По дороге партизан-возчик, несколько раз внимательно глянув на нее, спросил:

– А это не вы с дочками в Х. были?

– Я.

– Так это вас наш Ю. стрельнуть хотел? Я его тогда в Х. привез, он еще спьяну приказывал, чтобы я тоже стрелял. Но я отвертелся, а Ю. от того совсем завелся…

Потом добавил:

– Это ему наш комбриг приказал вас кончить.

Помолчали. Бабушка спросила:

– Ну и где Ю. сейчас?

Возчик махнул рукой:

– Да погиб… На засаду немецкую нарвался.

Собственно, потому мать и не хотела обнародования фамилии. Человек пал в бою, чего уж…

Фамилию комбрига, велевшего их расстрелять, мать и бабушка, естественно, тоже знали. Почему он отдал этот приказ? Не знаю. Допускаю, что не из какого-то голого антисемитизма, мог и из соображений, так сказать, практических: непонятные чужие люди появились в расположении бригады, возиться с ними, выяснять кто, как, с какой целью – долго и муторно. Проще шлепнуть! Добавлю: поскольку санмедслужба 12-й бригады постоянно выручала соседние бригады и отряды, бабушка потом запросто могла с этим комбригом пересекаться. Знал ли он, кто она? Не знал? А если и знал – то что? Война… Лес… Партизаны… Как сейчас говорится – ничего личного. Воюем дальше.

Тихомиров

И все же черная полоса однажды сменяется белой. При этом никогда не знаешь, от чего зависит твоя судьба.

Пока с Краснопёрко-старшей и с ее дочерьми происходили все описываемые события, где-то в стороне (извините, уж не буду углубляться в подробности топографии) из тисков немецкой блокады с тяжелыми боями прорывалась бригада Алексея Флегонтова «За Родину». Дальнейшие обстоятельства потребовали ее разделения на несколько самостоятельных боевых единиц. Одной из них стал отряд (пока лишь отряд!) имени Сталина, командование над которым принял молодой, отчаянный Владимир Тихомиров, бывший лейтенант-танкист. Тихомировцы действовали дерзко и лихо, постоянно перемещаясь, громя то один вражеский гарнизон, то другой. Понятно, несли и потери. В частности, в бою под Осиповичами погиб отрядный доктор Петр Дударев, бежавший из плена военврач. В санчасти остались без медицинского наблюдения раненые и обмороженные.

О дальнейшем пишет в очерке мой отец. Тихомиров, узнав, что где-то в районе Зененполья бродит врачиха-еврейка с дочерьми, послал конного разведчика с заданием: отыскать и доставить в отряд. Разведчик задание выполнил. Мать до конца дней помнила, как звали этого веселого, похожего на цыгана парня – Жора Рябцев. А Владимира Андреевича Тихомирова всегда называла своим спасителем, его портрет у нас дома висел на видном месте.

…Сказать об этом человеке несколько слов просто необходимо. Среди партизан, как вы поняли, люди попадались разные, и хорошие, и плохие. Но Тихомиров для матери всегда оставался фигурой не просто светлой, а почти что культовой. Нет, она его не идеализировала – однако ко всем минусам относилась с прощающим пониманием. Впрочем, как, наверное, и прочие партизаны-тихомировцы.

Даты жизни Тихомирова – 1921–1976. Россиянин, деревенский, из-под Мурома. Как понимаю – типаж стихийного самородка, без особого образования, но со здравым народным умом, со множеством раскрывшихся и нераскрывшихся талантов. Абсолютно русский человек – во всех своих проявлениях, добрых и не очень. Все в нем было. Какая-то невероятная, неимоверная, фантастическая отвага. Лихая воинская умелость. Вдруг проявляющаяся душевность, любовь к Есенину, многие стихи которого знал наизусть. При этом необузданность, своенравие, резкость решений. Склонность к пресловутой «русской болезни», начавшаяся после войны и помешавшая жизненной карьере…

Конечно, ангелом Тихомиров не был. Мать, например, всегда помнила, как он с бешеными глазами лично, из пистолета в затылок, перед строем показательно приводил в исполнение скорые приговоры тем, кто струсил или тяжело провинился. Но, видимо, эти моменты, другие подобные эпизоды молодости Тихомиров потом до конца дней мучительно переживал. В 1970-е они с матерью регулярно перезванивались – поздравляли друг друга с праздниками, обсуждали всякие события. Каждый раз беседы затягивались. После одного такого разговора мать повторила сказанные ей Тихомировым слова: «Анечка! Почему никто не хочет понять – мне же было 22 года! Мальчишка! И мозги такие же. А под началом люди. И надо воевать, при этом каждого из вас обуть, одеть, накормить и обеспечить конский припас!» Диковинное выражение «конский припас» мне особо запало в память.

Отмечу еще один момент, в данной книге принципиальный. Мать подчеркивала – в тихомировской бригаде не было антисемитизма. То есть, может, у кого-то и был. Но мать не сталкивалась. Конечно – она была дочкой всеми почитаемой «докторши Ароновны». Конечно – тянула лямку абсолютно честно, наравне с другими, люди это видели. Но ведь те женщины-еврейки, с которыми мать, бабушка и Инна тогда были вынуждены отправиться в кем-то придуманный тяжелейший, дурацкий и лживый «марш к линии фронта», тоже в итоге оказались в тихомировской бригаде! Командир их принял – откинув доводы «нужны – не нужны», просто потому, что люди были в беде. И кстати, выяснилось, что никакой это не балласт! Что всем нашлось место! Кто-то встал в строй, кого-то определили на кухню, кого-то в хозвзвод, одна из женщин стала машинисткой в штабе – но остались живы, сберегли детей.

В партизанской войне все зависит от