Человеческий фактор - Ишмаэль Джонс

своей жены и попросил одобрения штаб-квартиры. «Я поеду в Россию и зайду в штаб ракетного командования в поисках наводок, — предложил я. — Я отправлюсь в Афины и попытаюсь встретиться там с представителем иранской разведки. Я поеду в Дамаск и встречусь с послом Северной Кореи». Это были хорошие предложения, и с годами я решил осуществить все три. Если бы в Лэнгли одобрили тогда эти операции, я был бы в восторге, вплоть до того, что согласился бы на риск оставить жену одну во время родов.

Но я знал, что штаб-квартира не одобрит эти предложения. Придумывать творческие причины, по которым операция не может быть проведена, — это тяжелая работа. Каждое предложение требует письменного ответа.

Предложения оказались настолько сильными, что заморозили систему. Штаб-квартира хранила молчание. Никто не хотел со мной разговаривать, и никто не говорил со мной и не посылал мне сообщений в течение того времени, которое я хотел.

Приближался срок родов, и моя жена почувствовала признаки того, что ребенок вот-вот появится на свет. У нашего врача была прекрасная репутация, но он позвонил и сказал:

— У меня сломалась машина, и мне нужно, чтобы вы подвезли меня до больницы, когда роды будут близко.

Он дал мне указания, чтобы я мог подобрать его, когда придет время. Я беспокоился, что, если ребенок родится вечером, он может быть пьян.

Моя тревога оказалась необоснованной. Больница находилась в красивом старинном здании 1890-х годов у реки. При коммунистах она предназначалась для начальства, и у нас была огромная отдельная палата с балконом и видом на реку. Я называл ее «Особая палата коммунистического босса». Врач был отличный, персонал больницы работал превосходно. Моя жена провела в номере пять дней и сказала, что роды были более приятными, чем в США, что удивительно, поскольку она не могла получить обезболивающие препараты. Анестезиолог приходил на работу только по вторникам и четвергам, а ребенок родился в воскресенье.

На следующий день я гулял по территории больницы, держа на руках новорожденного. Больница была пристроена к стене древнего города-крепости, и я пробрался к красивому, хотя и заваленному мусором куполу, с которого открывался вид на больницу и реку. Стимуляция новыми звуками и запахами сразу же усыпила ребенка.

*****

Я часто наслаждался долгими прогулками по городу, где здания, построенные за столетия до коммунизма, были мечтой студента-архитектора. В центре города находился Музей естественной истории. Во время восстания в стране советские танки, посланные для его подавления, обстреляли музей, приняв его, очевидно, за правительственное здание. На месте попадания пуль до сих пор виднелись разноцветные пятна. В 1945 году перед этим зданием толпы пытали и убивали немецких граждан. Город преследовался призраками.

Когда я проходил мимо музея, ко мне подошла знакомая фигура.

— Ишмаэль! — воскликнул он. Это был Винни, человек, с которым я познакомился в колледже.

— В последний раз, когда я тебя видел, — ответил я, — ты стоял посреди автострады и продавал билеты!

В старших классах он был предпринимателем, ходил между полосами движения у футбольного стадиона, продавая билеты на игры в колледже.

— Я уже месяц в Восточной Европе, Ишмаэль. Мне здесь нравится. Я работаю в инвестиционном банке. — Тут он заколебался. — Ну… вообще-то, я работаю в «чоп-шопе»[59].

Мы остановились в открытом кафе и заказали несколько литров пива по 35 центов за бокал. Винни объяснил, что «чоп-шоп» — это котельная, полная толстокожих мужчин, которые по двенадцать часов в день сидят на телефоне и впаривают доверчивым покупателям ничего не стоящие ценные бумаги. Они выбрали Восточную Европу, потому что в этом регионе еще не было достаточно развитой правоохранительной системы, чтобы вычислить такую подставу. Винни и его банда продавали фальшивые ценные бумаги людям, находившимся за границей, так что местных жителей они не обманывали, и это, казалось, давало им дополнительную юридическую защиту.

— Мне нравится эта работа. Каждый день я просыпаюсь и разговариваю с людьми по всему миру. Я могу говорить с саудовцем, потом с греком, потом с немцем. Здесь может идти снег, а я разговариваю с человеком в Австралии, где стоит жаркая погода. Мы приходим в 7:30 утра. Двери запираются в 7:45, поэтому все, кто приходит позднее, оказываются отрезанными и в тот день ничего не зарабатывают. Стульев нет — все стоят на ногах. Компания снабжает нас списками объявлений, которые они купили по несколько центов за штуку; мы узнаем несколько деталей о ценных бумагах, которые продаем в этот день, а затем начинаем звонить. У нас есть телефоны с длинными шнурами, так что мы можем перемещаться туда-сюда.

«Липовые» ценные бумаги представляли собой акции компаний, описание которых должно было показаться интересным: компании по очистке воды, поставщики витаминов и пищевых добавок, лекарств от распространенных болезней, золотых, алмазных и урановых рудников.

Мне захотелось узнать, что движет этой кучкой предприимчивых мошенников.

— Когда приходят деньги от продажи, которую я совершил, менеджеры групп прекращают всякую деятельность в офисе, и все смотрят, как мне вручают мои комиссионные. Все хлопают и кричат, после чего все возвращаются к звонкам. Каждые несколько часов у нас проходит собрание, на котором хвалят лучших продавцов. Каждые несколько дней во время собрания парня, который не справляется с продажами, вызывают и на глазах у всех увольняют. Так что у нас есть и пряники, и кнуты. Это порождает конкуренцию и создает довольно дикую рабочую обстановку. Владельцы компании родом из Солт-Лейк-Сити, а этот город — это центр мошеннических фирм-«пустышек», восходящий, вероятно, еще к временам афер с урановыми рудниками 1940-х годов.

Позже на той же неделе Винни познакомил меня с некоторыми из своих «коллег». Мы встретились в топлесс-баре. Танцовщицы некоторое время покачались на шестах, а потом выбрали из публики одного из друзей Винни, вывели его на сцену и заставили танцевать с ними. Танцором он был неуклюжим, но зато был славным малым. Стриптизерши потребовали, чтобы он разделся, потом стащили с него брюки, обнажив крайне неприятные мужские формы.

— Ладно, ладно, пошли! — сказал я. Как для одной ночи с меня было достаточно. Мы с Винни вышли из топлесс-бара и побрели к городской площади. Когда мы вошли на площадь, краем глаза я увидел, что к нам приближается пара цыганок. Одна из них схватила Винни за руку, а другая — за промежность. Мы оттолкнули их, поняв, что это попытка откровенного карманничества. В преступности цыганок было что-то детское. Мы выпили в нескольких открытых кафе, а затем отправились спать.

Колл-центр Винни меня восхитил. Эти люди не боялись звонить, и у них были навыки, которых