Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

К тому же храм, по обязательному условию графа Олсуфьева, должен быть в честь святого Сергия Радонежского. А картины Нестерова «Видение отроку Варфоломею» и более ранняя «Юность преподобного Сергия Радонежского» помогали двигаться мыслью в нужном направлении.

Нестеров и так отличался заостренным носом, а тут хоть помидоры режь, до того стал острым, и вообще выглядел художник неважно. Совсем недавно похоронил отца.

Щусев обнял друга крепко, но бережно. Вспомнился отец, умерший пятнадцать лет назад. От этого еще крепче обнял он Михаила Васильевича. С минуту стояли молча.

– Сделал все, что положено, – сказал Нестеров, садясь на предложенный стул и отвечая на вопрос Щусева о похоронах, – и сделал все по чести.

– Помянем, – Алексей Викторович с неподдельным сожалением смотрел на гостя.

Нестеров кивнул. Щусев приоткрыл дверь и крикнул кухарку Мусю. Распорядился, и вскоре приплыло серебряное блюдо. Разгружая поднос, Алексей Викторович пришел в раздражение от его парадного блеска. Ишь, рассверкался! Горе у людей, а он светится, будто его на свадьбу позвали.

– Царствие небесное рабу Божию Василию. – Щусев поднял рюмку водки и, не чокаясь с Нестеровым, осушил ее до дна.

Михаил Васильевич немного помедлил, а потом тоже опрокинул рюмку полностью.

– Хороший мужик был. Может, оттого и пожил хорошо, что хороший был, – ласково улыбнулся Нестеров. – Я ему очень признателен. Иной раз предлагают мне заказ на образа и деньги хорошие сулят. Сажусь, пишу письмо своим в Уфу: «Брать или не брать?» А оттуда ответ: «Не бери. Всех денег не заработаешь. Тебе картины писать надо».

– Надо же!

– Знаете, Алексей Викторович, так легко на сердце становится, потому как сам бы такого решения не принял, особенно если сильно выгоден заказ. И вот ведь что интересно. Отец был очень верующим, очень. А еще купец! Они-то любят денежки. Казалось бы, радость – и дело богоугодное, и карманы тяжелые.

– Значит, Василий Иванович чувствовал, в чем состоит подлинное творческое призвание сына.

Щусев вновь наполнил рюмки и пододвинул ближе к Нестерову тарелку с закуской.

– А теперь давай за Антона Павловича. Почти одновременно. И отец, и Чехов… – Михаил Васильевич поднял рюмку, вздохнул, помолчал. – С какой печальной недоуменностью он наблюдал за нами, и объяснял нам нашу неосмысленную сумеречную жизнь, и звал к другой, изящной.

После недолгого разговора за столом Нестеров сам попросил показать новый проект храма на Куликовом поле. Внимательно рассмотрев чертежи, художник долго любовался акварельной работой западного фасада церкви и особенно перспективы, на которой помимо сооружения был изображен человечек с посохом.

– Будь я глупее себя, сказал бы обязательно, что ваша участь, дорогой Щусев, быть художником. Но я последую примеру отца. Как вы сказали? Он видел, в чем состоит мое подлинное творческое призвание? Так вот, я определенно вижу, что ваше подлинное творческое призвание – архитектура, – это слово Нестеров произнес по слогам. – Но и рисунок хорош, – добавил он, засмеявшись.

Попросив первый вариант, гость углубился в изучение материала, сравнивая проекты.

– Надо бы утихомирить порывы архитектурных масс, – бормотал Нестеров. – Мда… А здесь вот неплохо, как московские крыльца-рундуки – там такой же принцип движения по диагонали в стороны с соединением вверху. – Художник переводил взгляд с одной детали на другую. – Игра упругих арок… Контрастные сопоставления…

На прощание Михаил Васильевич, пожимая руку друга, сказал:

– Хочу молвить вам, милый мой архитектор, у вас выявляется строгая культура художественного мышления.

– Ну, слава Богу, а то уж я переживать стал! – засмеялся Щусев.

– А она, между прочим, приобретается в том числе, – Нестеров поднял указательный палец, – и в постоянном общении с художественно образованными людьми.

Алексей Викторович почтительно поклонился художественно образованному гостю.

– В проекте еще есть над чем поработать, – уходя, сказал Нестеров. – Ищите и обрящете. Я вот не обрел… – грустно вздохнул он и закрыл за собой дверь.

Несколько лет назад Михаил Васильевич задумал написать картину «Благословение Сергием Радонежским Дмитрия Донского на Куликовскую битву». Но на бумаге размером тридцать один на сорок четыре сантиметра так и остался только эскиз, выполненный графитным карандашом, гуашью и акварелью.

Примерно тогда же Серову заказали панно «Куликовская битва» для оформления интерьера Исторического музея. Валентин Александрович усиленно взялся за работу. Даже побывал на Куликовом поле. Дотошно прорабатывал композицию, выполнил сотни набросков, несколько эскизов, в том числе в масле. Но, увы, так ничего и не получилось. В итоге Серов вернул деньги, выданные ему заказчиком.

Второй вариант храма, как и первый, был опубликован в «Ежегоднике Общества архитекторов-художников» за 1906 год и получил разные отклики, однако главному заказчику – графу Олсуфьеву – представленный проект пришелся не по душе. Годом позже Александр Васильевич скончался, в дальнейшем строительный комитет возглавил его сын Юрий Александрович.

Что же тогда произошло на поле Куликовом? Битва, победа русских, это мы все знаем. И все же… Стоит заново переосмыслить. Итак…

Баклярбек, то бишь главнокомандующий, и темник Золотой орды Мамай летом 1380 года шел войной на Русь. Еще и привлек вооруженные отряды из покоренных народов Поволжья и Северного Кавказа. Кроме того, в его подчинении имелись тяжеловооруженные пехотинцы из генуэзских колоний в Крыму. Там, где река Воронеж впадает в Дон, орда разбила стан, ожидая союзников – литовское войско Ягайло.

Щусев поежился, мысленно увидев несметные полчища неприятеля. Перед взором вставали картины – сбор русской рати в Коломне, благословение Сергия Радонежского…

В дверь кабинета тихонько постучали. Архитектор зло посмотрел на дверь. Просил ведь не мешать. Но стук повторился, и Щусев раздраженно крикнул:

– Ну, кто там, прости Господи?!

– Не гневайся, барин. Велено моногоновенно выдать.

Кухарка Муся, всегда робкая и почтительная, ходившая исключительно через черный вход и никогда ни с кем не общавшаяся, принесла конверт и виновато подала его хозяину. Юрий Александрович Олсуфьев собирался завтра с утра ехать в свое имение и приглашал Щусева с собой. Не раздумывая, Алексей Викторович написал ответ: «Согласен. Спасибо за приглашение. Еду».

Усадьба графа высилась на левом берегу Непрядвы. Пока ехали к дому, Алексей Викторович был погружен в свои мысли, изредка кидая взгляды на местный пейзаж.

Зайдя в дом, Олсуфьев сразу же прошел в кабинет. Гость последовал за ним. Граф, открыв дверь кабинета, первым пригласил войти в него Алексея Викторовича. Щусев зашел, огляделся. Комната вагончиком с невысоким потолком, посередине бордовый ковер. У окна со стеклами в косую клетку рабочий стол. Рядом кафельная печь, расписанная вазами.

– Это жена рукотворничала. – Граф кивнул на росписи. – Взяла за основу один из алжирских образцов.

– Неужели