Театр – волшебное окно - Коллектив авторов

Иванушка-дурачок от Вагнера

Постановка великой мистерии Рихарда Вагнера, осуществленная известным английским театральным режиссером Тони Палмером уже более двадцати лет назад, в 1997 году – один из самых блистательных бриллиантов в великолепной короне Мариинского театра и единственный спектакль этой музыкальной драмы на просторах всея Руси.

Этим бесценным даром мы вне всяких сомнений обязаны, прежде всего, лично Валерию Гергиеву – великому знатоку и горячему поклоннику творчества Рихарда Вагнера. Сам Вагнер называл свои огромные вокально-инструментальные произведения исключительно музыкальными драмами, избегая слова «опера», чтобы уйти от сравнений с творениями его итальянских, французских, русских и прочих предшественников и современников, из которых он признавал разве что Кристофа Виллибальда Глюка да Иоганна Себастиана Баха. И это надо обязательно понимать тем, кто хочет познакомиться с творчеством Вагнера всерьез и по-настоящему.

Если все остальные оперные композиторы, почти без исключений, сочиняя свои музыкальные произведения для театра, ориентировались на их рыночный успех, Вагнер создавал свои мистерии с целью решить методами искусства главные философские и религиозные вопросы человечества. Начиная с Летучего Голландца, Лоэнгрина, Тангейзера и далее через образы Зигмунда и Зигфрида, и вплоть до Парсифаля, Вагнер по сути искал, нащупывал образ идеального героя, способного спасти человечество из пропасти смертных грехов. «Парсифаль», законченный и поставленный в специально созданном для него театре в Байройте в 1882 году, является последним ответом Вагнера на вопрос: кто спасет гибнущее в бездне грехов сообщество людей? Durch Mitleid wissendder reine Thor — дословно: через сострадание ведающий чистый дурак. Такими словами в либретто собственного сочинения характеризует Вагнер своего героя. Образ простодушного Парсифаля, выкристаллизованный Вагнером практически параллельно по времени с образом Алеши Карамазова из последнего романа Достоевского, на мой взгляд, очень «русский» и родствен образу Иванушки-дурачка русских сказок. В то время как образ воинственного Зигфрида-героя, выведенный Вагнером в его «Тетралогии», можно признать германским par excellence (по преимуществу). Это делает драматургию «Парсифаля» особенно близкой и понятной русскому человеку и, по сути, содержит бесценное пророчество об апокалиптической роли русского национального архетипа в мировой истории, в отношениях Бога, людей и их общего Врага.

К сожалению, надо признать: для того, чтобы аутентично и понять, и исполнить, и услышать Вагнера, необходимо быть «в теме», быть вагнерианцем. Тут полумеры недостаточны – драмы Вагнера совершенно невозможно использовать в качестве музыкальных «обоев». Тогда как для полноценного восприятия опер Чайковского, Верди, Пуччини или Бизе вовсе не нужно такого глубокого проникновения. Это никак не должно и не может обижать великих оперных гениев, но это факт.

К счастью, в лице маэстро Гергиева и ведущих солистов Мариинского театра, прежде всего, таких как Евгений Никитин и Мария Гулегина, мы имеем таких подлинных вагнерианцев, способных представить музыкальные драмы великого саксонца во всей полноте их глубочайшего смысла и музыкальных красот.

В планы Валерия Гергиева, насколько мне известно, входит постепенная постановка всех 13 вагнеровских драм. Уже есть в постоянном репертуаре Мариинки восемь спектаклей: «Летучий Голландец», «Лоэнгрин», «Тристан и Изольда», «Парсифаль» и вся Тетралогия: «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид», «Гибель богов». И если большой необходимости в постановке ранних «Фей» и «Запрета любви», наверное, нет, то «Тангейзер» и «Нюрнбергские майстерзингеры» нужны петербургским вагнерианцам как воздух. И я очень надеюсь, что маэстро Гергиев понимает всю серьезность данной проблемы.

Что же касается непосредственно «Парсифаля», которым на протяжении всех 20 с лишним лет Валерий Абисалович дирижирует, по моим наблюдениям, только и исключительно сам, то это, без сомнения, одна из самых сильных, ярких и удачных постановок Мариинского театра за всю историю его существования. Любовь и понимание Гергиевым этой музыки придают звучанию несравненного симфонического коллектива и хора Мариинки уникальную полновесность – так, что при первых звуках увертюры у меня, как и у многих, мороз бежит по позвонкам. Пять часов «Парсифаля» пробегают почти незаметно и воспринимаются как полчаса красивейшей и мощнейшей музыки, воздвигнутой гением Вагнера вокруг потрясающего по драматизму и катарсичности сюжету.

Бесподобен в роли злодея Клингзора мастер мрачных красок, обладатель неповторимого по тембральному разнообразию и силе баса-баритона Евгений Никитин. Голос Никитина давно уже признан любителями оперы национальным достоянием России, им восхищаются меломаны всего мира. Он звучит со сцен лучших оперных театров мира – Метрополитен-опера, Альберт-холла и Ла Скала. Исключительно органичен и убедителен в образе простеца Парсифаля, запомнившийся многим по роли Германа в «Пиковой даме» Михаил Векуа. Ну а Кундри Марии Гулегиной может выдержать сравнение с легендарным образом несчастной злодейки, созданным великой Джесси Норман.

Постановка Тони Палмера с костюмами Надежды Павловой, по-хорошему нафталиновая, без нелепых вывертов, которые в величественном «Парсифале» выглядели бы вовсе неуместными.

Это символично для торжественной христианской мистерии Рихарда Вагнера, что в Петербурге «Парсифаль» прошел накануне Рождества и Светлой Пасхи.

Роман с оперой

Один из главных русских романов XX века – «Доктор Живаго» Бориса Пастернака был превращен в оперу советским и российским композитором Давидом Кривицким в начале 90-х годов – на фоне крушения Советского Союза и рождения новой России. У романа «Доктор Живаго» есть круг поклонников, есть и те, кто считает роман неудачным. Стихи же из романа любят все, экранизации также довольно удачны и востребованы.

Теперь есть и опера, и ее премьерный показ в концертном исполнении вызвал у зрителей горячий прием – никто в антракте не ушел, в конце долго аплодировали стоя.

В начале увертюры шумовые эффекты – стук колес поезда по рельсам и пение соловьев. Музыка похожа на саундтрек к фильму: она при всех ее изысках и огромном составе оркестра на удивление проста и человечна, как и звучащие стихи Юрия Живаго. Вступает хор, который начинает петь знаменитые строки «Мело, мело по всей земле. / Во все пределы. / Свеча горела на столе, / Свеча горела». Вообще хор, комментирующий происходящее на сцене, своей мощью и высоким пафосом напоминает хоры из античных трагедий.

В опере Кривицкого множество вокальных красот, среди которых в первом действии особенно выделялись колоратуры в партии жены Юрия Живаго Тони Громеко (Антонина Весенина). В революционной сцене на Красной площади в марте 1917-го в музыке оперы Кривицкого слышны отголоски великих симфонических поэм Скрябина, а Юрий Живаго (в исполнении одного из ведущих солистов Академии молодых певцов Мариинского театра – Артема Мелихова) при участии хора поет знаменитое «Гул затих. Я вышел на подмостки». Изысканно и таинственно прекрасен дуэт Живаго и Лары (Екатерина Латышева) в любовной сцене, завершающей первый акт.

Однако не лишней была бы бегущая строка с текстом на русском и на английском, потому что огромный оркестр,