Россия и Запад - Федор Иванович Тютчев

Ф. Т.

Георгиевской М. А., 5 октября 1865

М. А. ГЕОРГИЕВСКОЙ

5 октября 1865 г. Петербург

Петербург. Вторник. 5 октября

Опять пишу к вам, милая Marie, но не пугайтесь моего частописания… Сегодняшнее письмо почти что деловое, и вот в чем дело. При частых моих свиданиях в последнее время с Милютиным (Варшавским) я имел случай заметить, что им хотелось бы усилить редакционный состав «Инвалида» и что они охотно бы возобновили порванную связь с Алек<сандром> Иванычем… Я, разумеется, ничего не высказал им определительного, но и не лишил их всякой надежды на успех. Теперь жду от вас дальнейших инструкций по сему делу… Но вам, может быть, не захочется расстаться с Москвой – с Москвой, где дышит Соц и ре́звится Назаров, – видите, какой вышел великолепный шестистопный ямб…

Еще несколько слов, якобы дельных. – Вчерашняя статья «М<осковских> ведомостей» с их отповедью газете «Весть» порадовала всех здравомыслящих и сочувствующих «М<осковским> ведомост<ям>». Нельзя было резче, разумнее и вместе с тем благороднее отделить и выгородить себя от всякой солидарности с самоуверенной бессмыслицей этих коноводов запоздалой русской шляхты…

Но довольно. – Теперь пойдемте в вашу комнату и давайте пить чай при содействии Раиды и постоянных набегах Левы и Володи, если не под тенью, то, по крайней мере, в виду все лучше и лучше зеленеющих тропических растений ваших… Поклонитесь им от меня, особливо тем из них, которые мы ездили покупать с вами. – Помните, какой это был чудный, тихий, солнечный день – и как мало похож на то, что в эту минуту происходит у меня перед окном: какая-то мокрая, снежная пыль на каком-то невозможном небе.

Что-то теперь здоровье ваше и все прочие ваши здоровья? Не оставьте почтить меня добросовестным ответом на этот незатейливый, но крайне интересный вопрос… А вслед за этим буду просить у вас и других менее нужных, но все-таки любопытных известий, как, напр<имер>, об утренних музыкальных беседах Алек<сандра> Ив<аныча> с милою Новиковой, о съездах у не менее милой Софьи Петровны… и даже о порядках и всевозможных распоряжениях домостроительной Над<ежды> Ив<ановны> Соц, буде вы с нею видаетесь, в чем я, впрочем, несколько сомневаюсь… Но обеим Мещерским, матери и дочери, не забудьте от меня усердно поклониться.

Не забудьте также напомнить обо мне и самой себе – и о моем постоянном и неослабном желании с вами поскорее свидеться. К многим другим причинам этой поездки в Москву присоединится вскоре новый весьма уважительный мотив. – Угадайте.

Весь ваш

Ф. Тютчев

Каткову М. Н., 13 октября 1865

М. Н. КАТКОВУ

13 октября 1865 г. Петербург

С.‑Петербург. 13 октября 1865

Пишу к вам, почтеннейший Михаил Никифорович, хотя от моего имени, но в смысле и в интересе общего дела. Помогите нам – вот что такое это мы: это – Совет Главного управления по делам печати… Вступил я в него, признаюсь, с некоторыми предубеждениями против его состава. Но при самом же начале имел случай удостовериться, что достаточно было нескольких разумных искренних слов, чтобы расположить его в пользу разумного, добросовестного образа действия.

Вы знаете, я вовсе не сторонник нашего нового устава о печати. Все эти заимствования иностр<анных> учреждений, все эти законодательные французские водевили, переложенные на русские нравы, мне в душе противны – все это часто выходит неловко и даже уродливо. Но в деле законодательства – дух может одолеть и преобразить букву. Так и в предстоящем случае… Заняв у современной, наполеоновской Франции главные основы нашего устава о печати, нам предстоят для его применения две дороги – два совершенно противуположные образа действий – или применять его в смысле французской же практики, в смысле полицейско-враждебном к свободе мысли и слова, или в том направлении, какое было высказано при составлении устава большинством Комиссии, – т. е. смотреть на нынешний устав как на нечто переходное – временное – имеющее своею настоящею целью вести русскую печать от ее прежней бесправности – к полноправию закона, со всеми его необходимыми гарантиями – и с этой-то точки зрения и отправления относиться к той огромной доле произвола, которая нами усвоена правом предостережений. – Вот в каком смысле выскажется, от имени Совета, статья, которая на днях будет напечатана в «Северной почте». – Заявление же это вызвано некоторыми очень бойкими, но очень злостными выходками со стороны «Голоса» – также и «Современника» и, вероятно, других ejusdem farinae [14]…«Голос», напр<имер>, в двух статьях вами, может быть, замеченных, предрешив, что мы – вместе с буквою франц<узского> законодательства – проникнемся и духом француз<ской> полиции, страшно бичует нас, по ее спине, и с благородным негодованием только что прогнанного лакея восстает противу всевозможных нечестий и неистовств нашего будущего произвола.

Признаюсь вам – меня эта выходка высоконравственных и бескорыстно-убежденных писателей «Голоса» в душе порадовала. – Она заставила нас решительнее отречься от всякой солидарности с образом действий франц<узской> власти – и заявить это отречение во всеуслышанье всей здравомыслящей благонамеренной России. – Вы, ее законный и полномочный представитель, поддержите нас в этом – утвердите, укорените нас в этом благонамеренном направлении вашим участием и содействием. Вы одни это можете. – Принимая с доверенностью наше заявление, вы нас обяжете во всевозможных смыслах этого слова, но вместе с этим, почтеннейший Михаил Никифорович, вступитесь, еще раз, за оскорбленную обществ<енную> нравственность – не допуская людей, каковы люди «Голоса», этих прирожденных сеидов всякой наполеоновской полиции – лишь бы она платила им, – разыгрывать – теперь на досуге – роль безукоризненных, строго нравственных друзей свободы – не потерпите.

Вам душевно пред<анный>

Ф. Тютчев

Георгиевскому А. И., 25 октября 1865

А. И. ГЕОРГИЕВСКОМУ

25 октября 1865 г. Петербург

С.‑Петербург. Понедельник. 25 октября 1865

Друг мой Александр Ив<аныч>, что с вами делается? Ни слуху ни духу… Из последнего письма милой жены вашей вижу, что ни ваше здоровье, ни ее вовсе не в блистательном положении, и потому потребность знать о вас обоих чувствуется еще сильнее.

Я недавно писал к Каткову по делам печати, прося его поддержать ту программу, которую мы сбирались заявить в «Север<ной> почте». Но, кажется, Валуеву это заявление показалось слишком обязательным, и потому оно было отложено… Впрочем, образ действий Совета продолжает довольно верно согласоваться с положениями этой неизданной программы и, надеюсь, все более и более обозначится в ее смысле. Как можно менее прямого легального вмешательства в дело прессы – в той надежде, что при таком омеопатическ<ом> сильнее будет проявляться в ней целительная сила, ей присущая, эта vis