Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонович Платонов
В судьбе покойной Фатьмы есть сила будущего человека: она хотела быть свободной, она хотела существовать как личный, отдельный человек. Как бы человек ни хотел применить свою жизнь, прежде всего ему необходимо обладание собственной жизнью; если же ею, его жизнью, владеют другие люди, то есть человек не свободен, то он бессилен не только применить свои силы с благородной целью, но и вообще как личность не существует: существуют те, кто владеет невольником. Но что же такое свобода? – Прозаически говоря, это полное отсутствие или наименьшая степень нормы эксплуатации. Определяя проще, это возможность употребления своих производительных, творческих сил на собственное развитие совместно с тем количеством людей, с обществом и родиной, в которой живет человек.
Историю Советского Союза можно определить как прогрессивное, нарастающее освобождение человека, завершенное теперь новой Конституцией, фактически возлагающей всю ответственность за дальнейшую судьбу всемирной истории на свободного, социалистического человека. И поэтому в будущем – близком и далеком – чувство свобода останется признаком, мерой человека, непременной чертой его души, характера и поведения.
В истории жизни Фатьмы и ее внучки Карагез есть одно особое достоинство. Карагез, уже советская женщина, имея полную личную и общественную свободу (о чем почти сто лет тщетно томилась Фатьма), обратила свободу не на служение своему удовольствию или наслаждению, а на цели дальнейшей борьбы, объединения человечества и освобождения еще несвободных. Из хода событий, из течения истории жизни отдельных людей таким образом выясняется, что свобода – это общественное чувство и она применяется вовсе не в эгоистических интересах.
На примере жизни Фатьмы мы могли заметить, как уже одна сильная воля к освобождению делает человека устойчивым, терпеливым, почти непреодолимым; может быть, и тайна ее долговечности, вопреки рабскому губительному труду, именно в этом. Свободная Карагез, наша современница, обладает не меньшей силой, хотя она лишь рядовая советская женщина, а ее бабушка была все же исключением. Такое свойство Фатьмы и Карагез – свойство быть свободным и освобождающим, свойство быть непобедимым даже рабской судьбой (история Фатьмы) – есть само по себе могучее вооружение современного человека против фашизма, и, в то же время, это резкая, характерная черта будущего человека, даже того, который будет жить после нас через тысячу лет. Дай ему бог, чтобы он, этот наш тысячелетний потомок, не прожил того морального наследства, которое нажила для него бедная Фатьма в безлюдных Кара-Кумах.
Мы хотим этим сказать, что мы любим образ будущего человека, обеспечиваем его совершенство своей работой и жизнью, но вместе с тем и понимаем его ответственность, так же, как мы понимаем свою ответственность. Бесследно истлевшие кости рабыни Фатьмы для нас незабвенны; близкая историческая необходимость освобождения всех людей от классового и взаимного угнетения жила в этих костях в виде чистого, героического, пусть даже бессознательного, стремления к выходу из своего положения, в виде уверенности, что на свете есть такой выход, или он может быть найден. Вот какое было предчувствие у этой давно скончавшейся рабыни, хотя чувство ее жизни питалось действительностью, а действительностью ее было рабство и труд, об истощающей напряженности которого уже мы теперь не имеем представления.
Художественная литература имеет дело с силами и тенденциями человеческой истории, когда они уже находятся в человеке в качестве чувства или мысли. Однако это совсем не значит, что за изображение какой-либо исторической тенденции нельзя приниматься прежде, чем эта тенденция сама по себе не превратится во «внутреннее чувство». Наоборот – можно и должно, потому что нет таких истинных исторических сил и тенденций, которые бы одновременно не содержались в качестве мысли, чувства или предчувствия внутри человека: в воздухе история не живет.
Мы осмеливаемся даже считать, что лучшая литература это та, которая еще не вполне ясные перспективы развития человека делает ясными и конкретными для всех, которая влечет человека вперед, а не только живописно изображает и констатирует его. В самой констатации, в статической живописи, очевидно, еще нет выхода из положения и нет утешения для читателя. И далее – наверно нетипичная для своего времени и для своего окружения Фатьма, по существу, есть типичный, классический образ освобождающейся женщины-рабы. А ведь ее жизнь была основана не на всеобщей закономерности, не на «очевидном» факте, а всего-навсего на «предчувствии» необходимости свободы, только на этой тонкой и – для времени Фатьмы – непрочной «тенденции».
Существует такой совет или положение для художника: создавайте образы своих героев, которые были бы типичны и действовали в типичных обстоятельствах.
Это гениальное указание Энгельса у нас иногда толкуется натуралистически, но настоящий художник не может принять натурализм как руководство к творчеству. В действительности указание Энгельса разработано самим Энгельсом очень детально, и оно не что иное как обоснование