Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

Другой момент, который отпечатался в памяти, — разговор в кабинете вице-президента России Александра Руцкого. Руцкой был человеком военным, неудивительно, что мы застали его за проверкой пистолета. Он сказал, что берёт на себя оборону Белого дома. Я помнил, как многих демократов удивил выбор Ельцина в пользу Руцкого. Полковник, герой афганской войны, с весьма смутными политическими взглядами. Но в дни путча Руцкой вёл себя очень достойно. Чего не скажешь о его поведении в дальнейшем. Амбиции и дешёвый популизм в конце концов превратили его в противника президента и привели в лагерь коммунистов и национал-патриотов.

Не могу не добавить, что Руцкой, как и другой советский генерал, Леонид Ивашов, в 1991-м тоже резко критиковавший меня за прозападную политику, в 2023 году открыто выступил против военной операции в Украине. При всех спорах с ними я всегда в душе предполагал, что у обоих есть некий, хоть и во многом по-советски превратно понимаемый, но искренний патриотизм. И теперь рад, что не ошибся.

После Руцкого я зашёл в кабинет премьер-министра России Ивана Силаева. Бывший министр авиапромышленности СССР, он был для Ельцина и его команды компромиссной фигурой. Верховный Совет одобрил его после того, как более последовательные кандидаты-демократы, включая Шахрая, были отвергнуты. Можно было предположить, что Силаев не захочет рисковать. Тем не менее в то августовское утро он осудил путч, а правительство единогласно одобрило соответствующую резолюцию. Большинство российских министров были людьми Силаева, и его позиция имела для них решающее значение. Правда, на следующий день Силаев неожиданно покинул Белый дом, сославшись на семейные обстоятельства.

Подъехал председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов. Как и Руцкой, он в скором будущем из сторонника Ельцина превратился в его непримиримого оппонента, но в тот момент Хасбулатов был с нами. Он публично осудил путч и не покидал Белый дом до нашей победы.

Несмотря на то, что руководство России проявило такое единство, я понимал, что шансов в силовом противостоянии у нас очень мало. Ни президент Российской Федерации, ни её правительство, ни парламент не обладали никакой властью. Силовики подчинялись союзному руководству. А у нас был только моральный авторитет.

Между танками и лимузинами

Из окна кабинета Силаева я наблюдал, как сверкающие «мерседесы» и БМВ, бывшие тогда ещё редкостью в Москве, подвозили западных дипломатов и журналистов ко входу в Белый дом. Сначала мне показалось странным, что все они подъезжают с правой от меня стороны. Я посмотрел налево и всё понял. По мосту через Москву-реку медленно ползли колонной по одному боевые танки. До этого москвичи видели их только в дни военных парадов по случаю государственных праздников. Контраст между лакированным блеском чисто вымытых лимузинов и этими запылёнными чудовищами выглядел символичным. Он как будто бы олицетворял выбор, который до сих пор стоит перед Россией: идти вперёд к демократии западного типа или вернуться назад к милитаристскому авторитаризму.

В комнату вбежал охранник: «Пожалуйста, возьмите автоматы на складе!» Силаев отреагировал мгновенно: «Нет! У нас будет другое оружие. Мы выйдем к прессе и расскажем правду о происходящем».

По пути к залу пресс-конференций кто-то вспомнил старую шутку о человеке, который звонит в КГБ, чтобы заявить: его улетевший попугай говорит исключительно от своего имени. Никто не засмеялся — слишком велико было напряжение. Зал оказался почти полон. Войдя в него, я увидел дипломатов из западных стран. Польша, Венгрия и другие центрально- и восточноевропейские государства, до недавнего времени находившиеся в сфере советского влияния, были представлены послами. Память о том, как советские танки подавляли демократические революции в их собственных странах, ещё была свежа, они быстрее остальных поняли остроту ситуации и поспешили выразить нам поддержку.

Ельцин зачитал заявление, осуждающее путч и призывающее к возвращению Михаила Горбачёва. Потом он обратился к нам с вопросом: как могло случиться, что заговорщики ввели танки в Москву, но не помешали ему провести пресс-конференцию? Ответ был единодушен: путчисты не посмели применить силу против первого в истории всенародно избранного лидера России спустя всего два месяца после выборов.

Последовали вопросы журналистов. Через некоторое время Ельцин попросил меня продолжить без него и вышел. Позже CNN и другие мировые новостные агентства передали видео — Ельцин пожимает руки солдатам, взбирается на танк и зачитывает обращение российского руководства. Фотография российского президента, стоящего на броне танка, была опубликована в СМИ по всему миру и стала символом гражданского сопротивления диктатуре.

В это же время небольшие, но быстро растущие группы стали собираться вокруг Белого дома, чтобы нас поддержать. За несколько часов они полностью окружили здание живой стеной. Мы ощущали растущую поддержку общества. Однако танки не уходили, и правительственное здание оставалось в осаде. Машины не могли подъехать к зданию или выехать из него. Мы понимали, что одержать победу будет нелегко, по верили, что шанс у нас есть.

Лидеры советских республик хранили молчание. Исключением были главы Литвы, Латвии и Эстонии, которые обратились к Западу за защитой и признанием их суверенитета. Однако крупнейшие столицы Запада явно не торопились и были очень осторожны в комментариях.

Ельцин предпринял шаги, которые должны были застраховать нас на случай трагического развития событий. Он направил своего старого друга Олега Лобова в Свердловск (ныне Екатеринбург), где они когда-то вместе работали в обкоме партии, чтобы подготовить резервную площадку для правительства, на случай если заговорщики вытеснят нас из Москвы. Лобов должен был возглавить правительство в изгнании.

Я был отправлен в Европу с поручением представлять позицию законного президента и правительства Российской Федерации за пределами страны. В документе, который я получил перед поездкой, не было упоминания о правительстве в изгнании, потому что это могло быть использовано против нас, если бы мы были задержаны до пересечения советской границы. Я предлагал, чтобы поехал председатель парламентского комитета по международным делам Владимир Лукин. Как депутат Верховного Совета он мог рассчитывать на неприкосновенность и гарантированно доехать до аэропорта и пересечь границу. Однако кто-то, кажется Шахрай, сказал Ельцину: по принятому в международных делах обычаю министр иностранных дел мог без специальных полномочий объявить о создании правительства в изгнании в случае свержения законной власти в его стране.

«Скажите официальным лицам и прессе, что президент Российской Федерации наделил вас всеми необходимыми полномочиями, чтобы объявить о создании правительства в изгнании, — напутствовал меня Ельцин перед отъездом. — Так