Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон
*
Часы спустя Слайм и леди Сара лежали вместе в ее постели, перебравшись туда для большего удобства после их яростной любви. Они уютно устроились в обществе друг друга и строили планы.
— Как вы думаете, мы узнаем больше от мисс Бут? — спросила леди Сара.
— Не знаю, — ответил Слайм, — нам придется действовать осторожно. Если она догадается, что мы задумали для ее мистера Флетчера, она намертво замолчит.
— Мой дорогой Сэм, — сказала леди Сара, — приведите ее ко мне в этот дом, и я обещаю, что заставлю ее рассказать мне все, что она знает, а потом вытрясу из нее все, что можно!
— Ха! — сказал Слайм и погладил ее по щеке. — Моя прелесть! Да, ты ведь так и сделаешь, не так ли! Хорошо. Это сэкономит мне дни хождения вокруг да около. Я привезу ее завтра. Она в отеле Уилера на Денмарк-стрит. — Он нахмурился и взял подбородок леди Сары между большим и указательным пальцами. — Только оставь ее в целости, вот и все. И никаких следов, которые нельзя было бы объяснить.
— Я не оставлю следов, — сказала леди Сара, — но вы позаботьтесь привезти ее после наступления темноты и в закрытой карете. Никто не должен ее видеть.
— А как же ваши слуги? — спросил он.
Леди Сара рассмеялась.
— Они в моем полном распоряжении. Есть девушка и миссис Коллинз, та, что присматривает за моим дядей. Они сделают, как я скажу. Я знаю кое-что о них обеих.
— Да ну? — сказал Слайм.
— О да! — ответила она. — Миссис Коллинз делает аборты, а девушка ей помогает. Я могла бы повесить их обеих, если бы захотела.
— Ха! — сказал Слайм. — Весьма приличный дом вы держите, мэм!
— Весьма безопасный дом, — парировала она.
— А что знает ваш дядя? — спросил он.
— Ничего. Он впал в маразм. Его сломила смерть моего сына, Александра.
— Правда?
— Да.
Слайм почувствовал, как в ней поднимается гнев при мысли о том, как погиб ее старший сын. Он счел за лучшее сменить тему.
— Вы сказали, что у вас есть что мне рассказать, мэм, — сказал он, — кое-что о деньгах Койнвудов…
— О да, — сказала она, как говорят, когда на ум приходит какая-нибудь счастливая мысль. — Но сначала я должна убедить вас перестать называть меня «мэм».
Она перекатилась на него и приподнялась на руках, так что кончики ее грудей мягко коснулись его губ.
— Скажи мне, Сэм, — сказала она, — насколько близкой должна стать наша связь, чтобы ты начал называть меня по имени?
— Сара, — сказал он с улыбкой.
— Сара! — сказала она. — Отлично! А теперь подожди, пока я принесу новости. — Она спрыгнула с кровати, откинула одеяло и прошла через спальню. Слайм с изумлением покачал головой. Он никогда не встречал женщину, столь абсолютно непринужденную в своей наготе.
— Вот! — сказала она и прыгнула обратно в постель с газетой. Это был «Горн Севера», главная газета Лонборо. Выпуск от 25 сентября 1793 года.
— Как вы это достали? — спросил Слайм. — Вам ее специально присылают?
— Да, — ответила она. — Она приходит с почтой и доставляется мне сюда курьером.
— Зачем такие хлопоты, чтобы достать провинциальную газету? — спросил он.
— Смотрите! — настояла она со счастливой улыбкой ребенка, предвкушающего особое угощение. — Прочтите эту статью.
Слайм посмотрел, куда она указывала. Там, между частными объявлениями («Один фунт будет уплачен любому, кто сообщит о маленькой потерявшейся собачке, с одним белым ухом, другим черным, которая откликается на кличку…») и объявлениями о днях местных ярмарок, был напечатан жирным шрифтом заголовок:
Дерзкая и Преступная Попытка Убийства Видного Гражданина Печально Известным Мистером Виктором Койнвудом, Младшим Сыном Покойного Сэра Генри.
Слайм рывком сел. Он поднял газету, чтобы лучше видеть при свете прикроватной лампы.
— Боже мой! — воскликнул он, быстро пробежав глазами статью. — Его схватили! И, судя по всему, он при смерти… — И тут, увидев довольную улыбку на прелестном лице своей спутницы, он почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. — Сара, — сказал он, — это же ваш сын. Ваш Виктор! Почему вы мне не сказали? Что, черт возьми, он пытался сделать?
Она приложила палец к его губам.
— Не говорите «пытался», любовь моя, — сказала она, — ибо это предполагает неудачу. А мой сын не потерпел неудачи.
22
Я и раньше видел Флот Канала, когда он стоял на якоре в Спитхеде, когда капитан Боллингтон привел «Фиандру» с захваченным французским фрегатом «Термидор», покорно следовавшим за ним. Но то был флот на якоре, спящие корабли. Увидеть их в походе, в открытой Атлантике, в пятистах милях от ближайшей земли, было совсем другим делом, ибо это была элита Англии и гордость Флота. Ни один другой флот в мире не мог сравниться с Флотом Канала в мореходном искусстве и выучке. Флот лорда Худа в Средиземноморье мог бы подобраться к ним, и голландцы были неплохими моряками, а у янки флота и вовсе не было, но не было никаких сомнений, что флоты Франции, Испании, России и прочих, еще более низших форм человечества, с ними не сравнятся.
Сначала мы наткнулись на завесу из фрегатов, растянувшуюся далеко впереди в поисках врага, и едва их стеньги показались над горизонтом, как «Фидор» был окликнут серией флагов с далекого «Пегаса», 28-пушечного, под командованием капитана Роберта Барлоу. Последовал долгий обмен сигналами, пока Катлер объяснял нашу миссию, и «Пегас» передал новость основному флоту, находившемуся в десятках миль за горизонтом.
Сигнальный мичман Катлера работал на пределе своих возможностей. Под взглядами всей шканцевой команды он покраснел, разволновался и, путаясь, листал сигнальную книгу, пытаясь угнаться за скоростью сигналов, поступавших с «Пегаса». Бедняга дважды в своем волнении ронял книгу. Но его вряд ли можно было винить. Флот Канала в те дни был чертовски быстр в передаче сигналов.
В течение часа показались и сами большие корабли. И это было прекрасное зрелище: они величественно неслись вперед под пирамидами своих вздутых парусов. Они держали строй так же ровно, как вагоны поезда, идущие за паровозом. Только моряк может понять, как трудно было достичь такого уровня флотского мастерства, так что я не буду утомлять вас долгими объяснениями. Но поверьте мне на слово, это было нелегко.
Катлер провел «Фидор» вдоль линии тяжелых кораблей и ловко повернул его, чтобы выйти на тот же курс, что и флагман, «Куин Шарлотт». Под взглядами всего флота это был нервный момент для Катлера. Один сломанный рангоут или порванный парус могли погубить его репутацию. И хуже всего, если бы «Фидор» не смог совершить поворот и оказался в левентике — тогда ему оставалось бы только спуститься в каюту и пустить себе пулю в лоб.
Но он был достаточно хорошим моряком, а его люди — расторопными. Вскоре они спустили баркас Катлера и усадили гребцов для короткого перехода к флагману. У его команды на баркасе были бордовые куртки с черной окантовкой и красные шапки с кисточками. Я это запомнил из-за отвратительного дурного вкуса. Мне было приказано собрать свои пожитки (которых было немного) и сопровождать Катлера в блистательное присутствие адмирала. Так я спустился по борту и, рассчитав момент, прыгнул в качающуюся шлюпку, которая подпрыгивала и опускалась на десять футов с каждой проходящей волной. Это был один из тех случаев, когда моя сила не помогала, а вес был против меня.
Чертовски паршивое это дело — садиться в шлюпку в море. Очень трудно сделать это, не упав в воду и не сломав кость, но никто и не похвалит, если сделаешь все правильно, зато все будут насмехаться, если ошибешься. Но такова доля моряка, и одна из причин, почему я предпочитал сушу.
Как только Катлер присоединился ко мне (в полной парадной форме), его люди стиснули зубы и попытались разорваться от неистовой силы своей гребли. Они старались изо всех сил, ничуть не меньше, чем сам Катлер. Негоже было бы, чтобы во флоте шептались, будто команда баркаса «Фидора» — сборище ленивых бездельников, а именно так их и назвали бы, если бы они не потели кровью.