Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин

— Кажется, мы прибыли сюда за армией, а возвращаемся во главе целого сибирского торга.

— Привыкай, Владимир! — с усмешкой ответил я. — Теперь не время дрожать из-за грошей. У нас теперь совсем другие, можно сказать, государственные, масштабы. Новое время — новые песни!

Так мы провозились несколько дней. Объем закупленных отваров был просто огромен: сотни тонн риса, кунжута, пшеницы и проса, отары овец, ящики чая, ткани, инструмент, маринованные овощи, черемша, перец, шафран и другие специи, соль, вместительные котлы для рабочих артелей и многое, многое другое. Стояла ранняя осень, крестьяне собирали урожай, и цены на продовольствие были самые низкие. К сожалению, не удалось приобрести нормального оружия. Все, чем торговали в Цицикаре, — это те же дурацкие фитильные ружья местной выработки да еще здоровенные, стреляющие небольшими ядрами фальконеты. С огромным трудом Левицкому удалось разыскать два французских стержневых штуцера Тувенена, оказавшихся в Китае, очевидно, в виде трофеев на одной из Опиумных войн. К счастью, брандтрубки для наших штуцеров вполне к ним подходили, так что наш арсенал пополнили еще две единицы дальнобойного оружия. Правда, ни одной пули к ним не прилагалось, но я надеялся, что мастерам в Силинцзы удастся смастерить к ним пулелейку.

Пока Левицкий, войдя в азарт, торговался за эти штуцеры, я бродил по запыленным лавкам местных оружейников, высматривая что-нибудь полезное для моих новобранцев. Увы, кругом все те же фитильные ружья и другое старье, не стоившее и ломаного гроша. Но в последней лавке я увидел нечто примечательное.

Это было странное, грубоватое, даже неуклюжее на вид устройство из темного, потертого дерева. Больше всего оно напоминало арбалет, но над ложем был приделан массивный деревянный ящик, а вместо обычного механизма натяжения — длинный вертикальный рычаг.

— Что это за диковина? — спросил я хозяина, старого, высохшего, как стручок перца, китайца.

Тот, кланяясь, взял арбалет в руки.

— О, мудрый господин! — перевел Ичиген его почтительную скороговорку. — Это не диковина. Это грозное оружие. Чжугэ Ну. Арбалет самого хитроумного полководца Чжугэ Ляна!

Старик упер приклад в бедро и одним быстрым, качающим движением двинул рычаг назад и вперед. Механизм сухо щелкнул. Он навел арбалет на толстую доску, стоявшую у стены, и нажал на спуск. Тонкая, похожая на дротик стрела со свистом вылетела и вонзилась в доску. Но старик не остановился. Он снова качнул рычаг — щелк, свист, еще одна стрела. Щелк, свист. Щелк, свист. И так десять раз! Десять стрел он выпустил меньше чем за пятнадцать секунд, пока магазин-коробка не опустела.

Нифига себе! Да это средневековый пулемет, работающий на мускульной тяге!

— Я беру его! — сказал я, забирая у старика оружие. — И возьму еще полсотни таких же.

— Серж, стоит ли? — подошедший Левицкий скептически осмотрел мою покупку. — Ты видел силу удара?

Он подошел к доске и показал мне один из болтов. Тот вошел в дерево не глубже чем на вершок.

Нда-а… Убойная сила, как выяснилось, была смехотворной. Похоже, дальше, чем на полсотни метров, стрелять из него бессмысленно.

Я молчал, взвешивая в руке гениальное, но бестолковое оружие. Левицкий был прав, как одиночное оружие эта штука была бесполезна. Но что, если заказать более мощные дуги? Раз этот старикан смог перезарядить арбалет без особого напряжения, сила натяжения там невелика. Но мои бойцы много сильнее этого задохлика!

Дернув рычаг купленного арбалета, или как его там, Чжугэ Ну, я понял, что силу натяжения можно смело увеличить вдвое, а если удлинить рычаг, то и втрое.

Осталась только объяснить хозяину лавки, что именно надо сделать. Тот, видя, что сделка может состояться, добавил, хитро прищурившись:

— А если наконечники смазать ядом, господин… например, аконитом… то и одной царапины будет достаточно.

Я усмехнулся. Люди на все готовы, лишь бы ничего не менять!

— Любезный, я возьму пятьдесят штук, если твои мастера увеличат силу натяжения втрое. Доставьте в Силинцзы пятьдесят таких усиленных Чжугэну, и две тысячи стрел к ним. И я заплачу вдвое!

Итак, кое-что из оружия все-таки удалось раздобыть. Позаботились мы и о работниках. Сяо Ма, шныряя по рынку, всем рассказывал, что мы набираем людей на работу с оплатой вдвое против обычных ставок — в Цицикаре это примерно один-полтора ляна серебра в месяц. В первый же день к нашей фанзе стали стекаться настоящие толпы кули в темно-синих куртках. В три дня их число достигло полутора сотен. А затем, на третий день, вдруг появились какие-то новые работники: выше, чем китайцы, в белых, а не синих одеждах и с совершенно другими прическами — вместо бритого лба и кос у них на голове был небольшой хохолок.

Сяо Ма на мой вопрос ответил:

— Это корейцы. Их много сейчас в Маньчжурии. В Корее мало земли, то и дело голод. Они хорошие работники!

В итоге к отъезду удалось собрать больше четырехсот работников. Конечно, это не тысяча, как я рассчитывал. Но есть надежда, что дорогой мы сможем нанять еще людей.

Через несколько дней наш караван был готов тронуться в путь. В голове колонны, как стая готовых к прыжку волков, ехала сотня монгольских наемников Очира — суровые, обветренные воины на низкорослых, выносливых лошадках. Большинство было вооружено фитильными ружьями, но многие все еще полагались на тугие монгольские луки. За ними под их бдительной охраной шла мрачная, молчаливая колонна из тридцати двух «факельщиков»-няньцзюней. Хотя их давно расковали, вид у них был по-прежнему неприкаянный и дикий.

Других пополнений из пленных мятежников мы дожидаться не стали — монголы должны были привести их прямо в Силинцзы.

Следом двигалось сердце нашего каравана — пять сотен медлительных, флегматичных верблюдов. Они шли, связанные длинными веревками, высоко неся свои гордые головы, навьюченные нашим богатством. На их горбах покачивались сотни пудов риса, муки, чумизы, мешки с бобами, тяжелые кирпичи прессованного чая и глиняные кувшины с соевым маслом. Это был годовой запас продовольствия для целого небольшого города.

По бокам от верблюжьего потока гнали две большие отары овец, блеяние которых смешивалось с гортанными криками погонщиков. А в арьергарде, замыкая шествие, брели четыре сотни завербованных в предместьях кули. Эти изможденные, одетые в рванье люди шли с покорностью волов, неся на себе лишь пожитки и надежду на то, что новый, щедрый хозяин действительно будет их кормить.

Все это — почти полтысячи человек, не считая нашего отряда, сотни верблюдов и тысячи овец — растянулось по степи почти на версту. И, глядя на эту живую,