Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин
Линь Хуцзяо жадно уставился на горку золотого песка. Обмен один к десяти — очень щедро! Конечно, они не будут возражать…
— Снова езжай к ним, и передай наши окончательные условия. Выкуп будет готов к завтрашнему уутра.
И Линь Хуцзяоотправился в ночь передать уже наше предложение и вернулся уже к утру, не выспавшийся и трясущийся, с согласием и информацией о времени и месте обмена.
С утра мы вытащили из бочонков разбухшие, потемневшие пучки аконита, чтобы не осталось и следа нашей хитрости. Водка пахла все так же резко и сивушно, но теперь в этом запахе мне чудились приторные, сладковатые нотки смерти.
Обмен был назначен на полдень, на старом горном перевале, в месте, одинаково неудобном для засады с обеих сторон. Мы прибыли первыми. Десяток моих бойцов и монголов Очира заняли позиции на склонах, спрятавшись за камнями. Я, Левицкий, Парамон и дрожащий Линь Хуцзяо с товаром остались на самой дороге.
Вскоре показались и они. Десять всадников, выехавших из-за поворота. Они вели под уздцы маленького ослика, на котором сидела женщина. Даже издали было видно, что она из знатных: на ней был дорогой, расшитый цветами шелковый халат, а сложная прическа была украшена несколькими нефритовыми шпильками. Лицо ее было бледным и заплаканным.
Мы сошлись на середине перевала. Их главарь, кривоногий бандит с лицом, изъеденным оспой, спешился.
— Где товар? — рявкнул он.
Началась напряженная процедура обмена. Они тщательно, по одному, осмотрели ружья, проверили замки. Наш золотой песок долго взвешивали на своих весах, а каждый лян серебра пробовали на зуб. Все это время я не сводил глаз с женщины. Она сидела, опустив голову, и казалось, ничего вокруг не видела.
— А теперь — водка! — сказал главарь, когда с деньгами было покончено.
По его знаку один из хунхузов подошел к бочонкам, понюхал, удовлетворенно крякнул. Но главарь был, видно, тертый калач. Он подозрительно посмотрел сначала на бочонки, потом на меня и с мерзкой усмешкой что-то прокричал.
— Он говорит — отведайте сами, господа купцы, — перевел бледный, то ли от волнения, то ли от ненависти, Сяо Ма. — Докажите, что у вас добрый товар!
Наступила тягучая тишина. Я чувствовал, как напрягся Левицкий. Любой отказ мог сорвать все дело.
И тут выручил старый Парамон.
— А что ж не отведать! — пробасил он с беспечной улыбкой. — За добрую-то сделку — почему б и не выпить!
Он подошел к бочонку, взял черпак, который с недоверием протянул ему хунхуз, вынув затычку, нацедил немного и, перекрестившись широким крестом, залпом, до дна, выпил едкую, пахнущую сивухой жидкость.
Хунхузы довольно загоготали. Подозрения были сняты. Они быстро забрали свой товар, отвязали женщину и, погоняя лошадей, скрылись за перевалом.
Как только их фигуры исчезли, я подлетел к Парамону, который стоял, покачиваясь, с каменным лицом.
— Два пальца в рот! Немедленно!
Старик и без мои слов делал все.
Пока старый казак, отвернувшись, избавлялся от яда, мы подошли к спасенной женщине. Она плакала, пытаясь сказать что-то в знак благодарности. Подошедший Чжан Гуань, который все это время прятался в скалах, подхватил ее на руки. Он тоже плакал, целуя ее руки и лицо, и клялся мне в вечной дружбе. Первая, самая важная часть плана была выполнена. Теперь наступал черед второй.
Пока спасенная женщина, вцепившись в мужа, рассказывала о своем недолгом плене рваными, всхлипывающими фразами, я ждал. Когда первая волна истерики схлынула, я подошел и мягко коснулся ее плеча.
— Госпожа Чжан, мне нужно всего несколько минут. Это очень важно.
Она вздрогнула, но в заплаканных глазах, устремленных на меня, уже разгорался другой огонь — ненависть, что оказалась сильнее страха и стыда. Хриплым шепотом, то и дело сбиваясь, она отвечала на мои вопросы. Да, она видела их логово. Да, она запомнила дорогу, каждый поворот тропы. Она назвала их число, описала, где стоят дозорные и где находится «ямэнь» атамана.
Ну что же — отлично! Лучшего момента для удара было не придумать. Прямо сейчас они, уверенные в своей безнаказанности, тащили в гору выкуп и бочонки с отравленной водкой. Наверняка эти мрази предвкушают’пир горой' в честь своей удачи. Этот пир должен был стать для них последним.
— Выступаем, — приказ прозвучал в тихой комнате как щелчок взводимого курка. — Немедленно.
Левицкий с караваном остался в поместье. Здесь, под защитой высоких стен и благодарного хозяина, они были в безопасности. С собой был взят лишь ударный кулак: Беседин и Соболев, полсотни монголов Очира — тех, кто умел обращаться с луком — Сяо Ма и нанайцы — все те, кто умел ездить верхом и бесшумно подкрадываться. Другой полусотне монголов во главе с самим Очиром было приказано окружить селение — в случае если кто-то из тайных соглядатаев бандитов, заметив нашу кавалькаду, попытался бы их предупредить, монголы должны были перехватить его.
— Не выпускайте никого! — предупредил я Очира. — Если кто-то попытается покинуть селение — хватайте и держите до нашего возвращения. А там мы выясним, что ему под вечер дома не сидится.
Казалось, отряд был укомплектован. Но тут я подумал — а не привлечь ли к операции и «факельщиков»? В конце концов, ведь надо их потихоньку вовлекать в мое войско! А эта стычка — прекрасный шанс оценить, чего они стоят.
Они сидели группами, угрюмые и настороженные, как стая волков, попавшая в новую клетку. Подозвав Сяо Ма для перевода, я обратился к ним.
Я не стал говорить о долге или чести, и заговорил о том, что они понимают лучше всего — о добыче и карьерных перспективах.
— Там, в горах, сидит банда хунхузов, — сказал я, и Сяо Ма переводил, вкладывая в слова ярость и презрение. — Они богаты. У них есть оружие, серебро, женщины. Сегодня ночью мы идем вырезать это гнездо.
Они слушали молча, и в их глазах появился интерес.
— Мне нужны добровольцы. Двадцать человек. Те, кто не боится смерти и хочет отомстить. Те, кто пойдет со мной, перестанут быть рабами. Они станут моими воинами, моей личной охраной. Они получат лучшее оружие из того, что мы захватим, и полную долю в добыче. Остальные останутся здесь, ждать своего кайла.
