Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин

Тогда я сделал шаг вперед. Время угроз прошло. Настало время слов.

— Очир, переводи дословно, — сказал я тихо. — Спроси великого эркина… можно ли считать честью слово, данное бесчестному человеку?

Очир перевел. Вожди замолчали, уставившись на меня.

— Вы дали слово Тулишэню, — продолжал я, глядя прямо в глаза старому Кантегору. — Но знаете ли вы, кому вы его дали? Вы думаете, он воин? Нет. Он человек без чести. Он обманывает тех кто ему верит, загоняя в долги обманом, посулами.

Я сделал паузу, давая словам впитаться.

— Но это не главное его преступления. За его спиной стоят «белые дьяволы» — чужаки с запада, которые пришли на эту землю не с миром. Они привезли сюда яд. Опиум. Они превращают воинов в дрожащих рабов, а их жен — в шлюх. И Тулишэнь — их верный пес. Он помогает им травить и грабить эту землю — и вашу, и нашу.

Я видел, как дрогнуло лицо Чонкоя при слове «опиум». Этот яд был известен и ненавистен в степи.

— Великий эркин, — я повысил голос, вкладывая в него всю силу убеждения. — Вы — волки тайги, хозяева этой земли. Скажите мне, разве волк обязан держать слово, данное шакалу, который привел в его лес тысячу ядовитых змей?

Мой последний аргумент, переведенный Очиром, ударил, как обух топора. Образ был прост, жесток и понятен любому степняку. Он попал в самое сердце их мировоззрения. Шакал. Змеи. Волк…

Чонкой вздрогнул, и ярость в его глазах сменилась растерянностью. Старый Кантегор медленно поднял голову, и в его взгляде я увидел нечто похожее на уважение. Он долго смотрел на меня, потом на волчью кость в пыли, и наконец, произнес несколько коротких, веских слов.

Старый эркин Кантегор долго молчал, переваривая мои слова. Ветер трепал седые пряди его кос и перья в волосах Чонкоя. Наконец, он медленно кивнул.

— Ты говоришь правду, русский нойон, — медленно произнес он, и Очир так же медленно перевел. — Твои слова остры, как нож охотника. Шакал привел змей в нашу тайгу. Но слово наше связано. Не только честью, но и золотом.

— Мы в долгу перед Тулишэнем, — с вызовом вмешался Чонкой. — Он простил нашему роду старый долг за соль и порох. И обещал большой куш за ваши головы.

— Сколько? — спросил я прямо.

Названная цифра заставила меня мысленно присвистнуть. Триста лянов золотом, что было эквивалентно трем тысячам лянов серебра. Огромная сумма. Теперь я понимал, как Тулишэнь опутывал долгами и обещаниями целые племена, превращая их в своих наемников.

— Пока мы не вернем ему эту плату, — закончил эркин, — наше слово останется связанным. Мы не можем его нарушить.

Я посмотрел на их непреклонные лица, на сотни воинов, ждущих приказа за их спинами, и принял решение. Безумное, разорительное, но единственно верное.

— Негоже настоящим воинам быть в долгу у шакала! Я отдам ваш долг, в знак уважения к вам. И в знак нашей будущей дружбы, — медленно произнес я подбирая слова.

Левицкий рядом со мной замер, его рука дернулась. Очир удивленно вскинул брови.

Я повернулся к своим.

— Несите все золото, что осталось. Все до последнего золотника. Мои бойцы, переглянувшись, принесли тяжелые кожаные мешки — все, что осталось у нас после закупок в Цицикаре. Почти полпуда чистого золотого песка. Двести лянов. Этого было мало.

В наступившей тишине я повернулся к Очиру.

— Друг, — сказал я, глядя ему в глаза. — Я знаю, что прошу о многом. Но мне нужна твоя помощь. Верни мне тот аванс, что я заплатил твоим воинам. Я клянусь, что верну все с лихвой, как только мы доберемcя до Силинцзы.

Очир, не дожидаясь конца моих слова, шагнул вперед. Он посмотрел на меня, потом на старого эркина, и на его обветренном лице не было ни тени сомнения и молча высыпал золото из своего мешка в общий котел.

— Твое слово для меня весит больше, — коротко бросил он. Остальные монголы, видя это, без колебаний последовали его примеру.

Собрав нужную сумму в несколько тяжелых мешков, я шагнул к эвенкийским вождям.

— Вот, — сказал я, протягивая им золото. — Здесь ваш долг. Верните это его людям. Передайте, что вы больше ему ничего не должны.

Старый эркин Кантегор долго смотрел на меня, потом на золото, и в его глазах я увидел нечто большее, чем просто удивление. Он медленно протянул руку и принял мешки.

Не говоря больше ни слова, он и Чонкой развернулись и пошли к своему войску. Мы видели, как они собрали вокруг себя десятников, как что-то говорили, указывая на нас, на золото, на своих павших воинов.

И затем произошло то, от чего у меня перехватило дыхание. Все войско эвенков пришло в движение. Но они не поскакали прочь. Ровными рядами, в полном молчании, они подъехали к группе китайцев-управляющих, оставшихся от Тулишэня, которые с ужасом наблюдали за происходящим.

Старый эркин Кантегор выехал вперед. Одним движением он швырнул тяжелые мешки с золотом им под ноги.

— Передайте своему хозяину! — проревел его голос, усиленный ветром. — Волки не берут плату от шакалов!

В это время Очир не забывал переводить.

С этими словами он резко развернул коня. И все его войско, как один человек, развернулось следом и встало рядом с нашим гуляй-городом. Плечом к плечу.

Они стали нашими друзьями, нашими союзниками.

Десяток перепуганных китайцев-управляющих и их жалкая охрана оказались в мышеловке. Окруженные, они застыли посреди степи, ожидая своей участи. Их лица были серыми от ужаса.

Для меня решение было очевидным. Это были вражеские снабженцы и, возможно, шпионы. А золото, которое они держали, было нашим по праву.

Я повернулся к Очиру.

— Вернем свое. А их живым возьмем.

Монголы, предвкушая легкую добычу, хищно оскалились и уже натягивали поводья. Но не успели они тронуться с места, как перед ними выросла высокая, сухая фигура эркина Кантегора. Он не кричал. Он просто поднял руку. И сотня монгольских всадников замерла, как вкопанная.

— Нельзя, нойон, — твердо сказал он, и Очир перевел, в его голосе звучало непреклонное уважение к словам вождя. — Сейчас эти люди — послы, хоть и плохого человека. Они везут откуп. Если мы убьем тех, кто везет плату за слово, Тулишэнь скажет всем, что это мы нарушили обычай. Что эвенки — лжецы, которые берут золото, а потом бьют