Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев
— Павел Петрович! Что Вы меня как девицу вертите! — отбивался он с хохотом, сверкая белыми зубами.
— Так и поверчу немного, от тебя не убудет! Эх, жаль Екатерина Алексеевна тебя не видит! — так же смеялся я. Приятно было встретить снова этого жизнерадостного и в хорошем смысле упрямого молодца, — Не женился ещё?
— Ваше Величество! — заныл тот.
— Ничего! Женим!
Так мы хохотали минут десять, а потом Абрам показал мне сюрприз, который он приготовил. Такой немаленький золотой самородок в форме рыбы, потом ещё один, похожий на черепаху, потом ещё, ещё, и песок — немаленький такой мешочек.
— Где это ты, душа моя, такое нашёл? — спросил я, задумчиво глядя на моего дорогого эфиопа. Он, мало того что нашёл всё это, так ещё и втайне провёз такие сокровища через полстраны.
— В Сибири, вестимо! — всё ещё шутил тот.
— Не тяни, Абрам! — нетерпение меня уже захватило.
— Ладно, Павел Петрович! — посерьёзнел он, — На речке Витим, притоке Лены. Вот эти два самородка я нашёл в устье речки Бамбуйки, эти три на речке Бодайбо, а эти на речке Тулдунь.
— Витим… Как же ты всё это провёз-то? Неужели, никто ничего не заподозрил?
— А мы там были с товарищем моим Полуяном Кулёминым. В Корпусе сдружились, да вдвоём и поехали. Так что, никто про открытия-то и не знал, кого бояться! А в столицу-то по делу ехал: начальник корпусной наш, Соймонов Михаил Фёдорович, наконец-то решился рудный а́тлас создать.
— Решился он! Я его заставил почти что! Всё ему недосуг было… — усмехнулся я.
— Да уж, сколько мы этот а́тлас обсуждали, только вот всё людей не хватало… Ну, ладно! Я же письмо его ещё в Нерчинске получил и решил, что сначала по Лене пройдусь, а уж потом… Вот и вышло очень удачно.
— Да, Абрам, удивил ты меня и обрадовал! Золото, оно нам не помешает, уж точно…
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Вона, смотри! — шёпот егеря был еле слышан, Алёша скорее почувствовал его, чем услышал. Акулинин медленно, чтобы не выдать себя движением, как его учили «камчатские егеря», перевёл взгляд вдоль напрягшейся руки своего проводника. По берегу моря, почти сливаясь с сумерками, крались пять человек.
— Это и есть ниходзины?
— Они самые! — Ивашин медленно поднял руку вверх. В полутьме среди деревьев придушенно пискнула какая-то птица, — Разведчики, значит. Живого желаете увидеть, Алексей Григорьевич?
— Зачем? Они отличаются от прочих?
Бывший гвардеец хмыкнул и махнул рукой, раздался почти слитный залп и все разведчики ниходзинов упали.
—Упрямые черти! — Ивашин встал в полный рост и с наслаждением потянулся, — Сколько раз предупреждали, чтобы к нам не ходили. Все люди ушли с их земель, как государь приказал, пусть звери живут одни! Так лезут же! Всё время лезут, как мёдом им тут намазано.
— Что, Пётр Лукич, всякий раз так просто бывает?
— Что Вы, Алексей Григорьевич! Порой и настоящий бой приходится вести! Правда, иногда, и перебегают к нам — сложно у ниходзинов жить, а про нас у них все знают.
— Что же им известно? — поинтересовался молодой человек.
— Так, почитай, всем айнам вокруг ведомо, что у нас не обижают. Кто хочет — живёт, как раньше, кто хочет — вон, в камчатские егеря идёт. Да и ниходзинов у нас уже тридцать два человека в посёлках — кто пашет, кто рыбачит. Как у нас, у русских, положено — коли хочешь быть человеком, живи с нами! — спокойно рассуждал Ивашин.
— А откуда же ниходзины обо всём этом знают? Коли Вы их убиваете всех? Неужели перебежчиков назад отправляете?
— Два перебежчика обратно ушли. — коротко ответил егерь.
— И вы их отпустили? — удивился Акулинин.
— Эти ничего не знали, кроме того, как мы живём.
— А были…
— Были и другие. Человек, если он стал зверем, жить не должен! — твёрдо сказал Пётр.
— Сурово…
— А по-другому здесь не выжить, Алексей Григорьевич! — усмехнулся Ивашин.
— Не сомневаюсь. Не сомневаюсь! — повторил сводный брат императора.
— Что же, пойдём в наше займище?
— А вдруг кто ещё придёт?
— Так на то мы здесь и стоим. Кто, кроме айнов, в лесу как дома-то?
— Так и Вы, говорят, неплохо здесь себя чувствуете?
— Всё равно не сравнить, Алексей Григорьевич. Одно дело — родиться в лесу и жить в нём, совсем другое — прийти в него.
— И сколько же в камчатских егерях айнов?
— Поболе шестисот! Многие хотят пойти мстить ниходзинам, уж дюже они людей перебили… И русских человек двести — стреляют-то бывалые солдаты пока получше. — улыбнулся местный житель.
— Почти батальон. Слышал, что наместник хочет для вас Казачий Устав просить?
— Говорят. Однако пока это нас не тревожит — у нас вон ниходзины туда-сюда шныряют! — усмехнулся егерь.
— А коли нападут ниходзины, то, что делать будете? Не боитесь? — молодой человек спросил это с искренним интересом.
— Один раз они пытались. Даже всех егерей собирать не пришлось. Так что — чего бояться-то!
— За морем-то тысячи ниходзинов!
— Придут, будем думать! Наша доля солдатская! Дадим жёнам и детям уйти, врага задержим, а там и войска подойдут. Камчатский полк ополчения — мало не покажется!
— М-да… А может, и покажется… — тихо пробормотал Алёша.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Хаддиг всё-таки добежал до Польши. Он избегал уже любых столкновений, да и грабить стал значительно меньше, стараясь не попасть в клещи пруссаков, ибо его преследовали уже и наследник, и сам Фридрих. Основные королевские войска встали в защищённом лагере возле Бреслау[1], который австрийцы даже не пытались атаковать, слишком занятые приведением в порядок своей армии, сильно потрёпанной под Глацем.
А сам Фридрих решил скорее ликвидировать угрозу собственным тылам и с юга бросился за австрийцами, в то время как Фридрих-Вильгельм гнал их с Запада. Хаддиг влетел в Польшу, волоча за собой чудовищные обозы с награбленным добром, вдоль Балтийского побережья, куда он вынужден был отскочить, отступая от прусских армий. Там его
