Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев
В Царицыне нам было необходимо завершить плавание по Волге и переехать посуху уже на Дон, по которому и продолжить наше путешествие. Город оказался весьма немаленьким торговым поселением с огромными пристанями, а уж чугунная дорога… Я увидел её в первый раз. Конечно, железные дороги в прошлой жизни не прошли мимо меня, но сейчас это было нечто потрясающее. Гигантские паровые машины, двигающие огромные возы — подобное зрелище вызывало просто настоящий детский восторг даже у меня. Увидев это, действительно станешь сторонником железа и пара, м-да… Теперь понятно, почему все стали такими поклонниками паровиков и непрерывно предлагают проекты по строительству чугунок.
Для меня был подготовлен специальный императорский состав. Возы были дорого отделаны, в них были предусмотрены все возможные удобства. Поездка по новой дороге тоже была восхитительной — плавный ход, красивые окрестности, засаженные деревьями с правой стороны, с другой велась стройка ещё одного пути, так как два уже существующих начинали не справляться с потоком грузов и пассажиров. Только вот, целый день в поездке на этом неспешном транспорте всё же несколько утомил — скорость пока была слабым местом чугунных дорог, хотя по нынешним меркам почти пятнадцать вёрст в час было настоящей фантастикой.
В Калаче[1] мы снова пересели на галеры — более удобного транспорта пока было не сыскать, они не зависели от ветра и причуд речного течения, когда был ветер, на них поднимали паруса, а если наступал штиль, экипаж брался за вёсла. Да и по морю вдоль берега эти суда вполне могли ходить без особой опаски. Перевозка пассажиров и почты именно такими кораблями постепенно переставали быть диковинкой.
Азов, наш главный порт на Дону, был уже немаленьким, быстрорастущим городом. Градоначальником здесь был человек с отлично знакомым мне именем, Михаил Голенищев-Кутузов[2], сын главы Ямского приказа. Молодой и энергичный офицер отлично поддерживал порядок.
Обширные портовые сооружения, таможенные и карантинные склады, городские строения, казармы гарнизона — везде царила высочайшая организация. Причём горожане сами с жаром следили за порядком. Михаил Илларионович был весьма талантливым управленцем, но обладал просто отвратительным характером — беспардонный и язвительный он ссорился со всеми своими армейскими командирами и, несмотря на очевидную храбрость и воинское искусство, в чине подполковника был выставлен в отставку.
На гражданской службе он существенно поумерил свой нрав и показал себя с наилучшей стороны. Теперь Азов можно было ставить в пример. Пусть город пока был существенно меньше той же Астрахани, но он рос в строгом соответствии с утверждёнными планами, чистым и красивым, да и гостей всех поясных обществ здесь ценили и почитали, так что уже сейчас город становился одним из центров торговли на южных берегах империи. И большая заслуга в этом была и градоначальника.
Дальше наш путь лежал уже по Азовскому морю, галеры были отличным транспортом и здесь. На пристани Екатеринодара играл оркестр, стреляли пушки, но я не отрывал глаза от маленькой на фоне огромного Гришки фигурки моей мамы. Мне большого труда стоило удержаться и не сорвать весь церемониал встречи императора. Я хотел броситься, обнять эту немолодую уже женщину, с яркими глазами, по которой я очень скучал.
Но смог я сделать это только тогда, когда мы скрылись от толпы, что приветствовала меня в порту. Лишь здесь я мог прижаться к маме, подкинуть в воздух сестёр и обнять Потёмкина. Да, именно они — моя семья, только они, да ещё Алёша, но он далеко, колесит сейчас по Сибири. Боюсь, что Като это тоже почувствовала…
Большой Мраморный дворец, который был закончен только этой весной, был красив, прямо очень красив. Старов создал шедевр. Он твёрдо стоял на том, что всего лишь обработал идеи своих помощников, но и Казаков и Пётр Антонов, как звался теперь средний сын Антона Ульриха, в один голос утверждали обратное — они лишь чуть-чуть приложили руку к проекту. Так что, Старову приходилось принимать все поздравления, пусть он внешне и морщился, но ему всё же это было явно приятно.
Однако больше чем красота дворца меня поразило другое: на улице был полдень, было почти нестерпимо жарко, а во дворце было прохладно. Более того, после летнего зноя, даже немного холодно. Я незамедлительно поинтересовался причиной столь необычного явления — жара и духота меня изводили и не только меня, фактически в подобную погоду останавливалась вся работа, а здесь такая свежесть.
Ухмыляющийся Потёмкин познакомил меня с автором столь великолепной идеи — инженер-капитаном Афанасием Захаровым. Он был результатом моего интереса к Востоку, сирийский христианин, решивший перебраться в усиливающуюся Россию, потомственный строитель и специалист по части традиционных технологий. Изначально его умения, как и знание многих других, переехавших к нам с турецких и персидских земель, использовались для орошения засушливых территорий.
Там, где вода слишком быстро испарялась с поверхности открытых каналов, начали строить староперсидские канаты[3] — подземные тоннели, по которым живительная влага бежала к полям. А вот Захаров предложил пойти дальше и начать строить бадгиры[4] — эдакие системы кондиционирования, традиционно использовавшиеся в Персии. С помощью специальных башен с воздуховодами ловился каждый ветерок, холод от проходящих под улицами канатов поднимался в здание, а тёплый выводился наружу.
Оригинальная конструкция давала отличный результат, который я сразу же оценил. Беседа же с инженером открыла мне, что Афанасий с детства живёт в России, закончил Корпус, более того, он готовится преподавать там. Его расчёты по системе воздушных башен, как бадгиры стали именовать у нас, с подачи Потёмкина заинтересовали столичных учёных.
Любопытнейший был человек. У него было много идей по системам орошения и водоотведения, которые были одной из важнейших задач нашего сельского хозяйства — в России всегда был недостаток земли, готовой для земледелия, зато болот и сухих степей множество.
Я был под впечатлением, а Гришка потащил меня смотреть присутственные места, которые ещё достраивались, но уже вполне работали. Построенные по проекту флорентийца Дзаноби дель Россо[5], они именовались не иначе как Уфицци[6], это название напомнило мне слово офисы, в которых я провёл бо́льшую часть моей прежней жизни. Множество посетителей, чиновников, офицеров наполняли здание. Красота, удобство и прохлада вызывали восхищение не только у многочисленных дворян, купцов и горожан, но и у меня.
Такого чуда я ещё не видел. А уж когда я заметил в
