"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

В дверь стукнули. Коротко, нервно, поспешно – явно на бегу… Тревога? Вероятно, да, но такая, мать ее, тревога, когда поздно уже что-либо предпринимать. Бежать? А зачем, собственно? В кармане пиджака у Штейнбрюка лежали «подлинные» документы на имя Дмитрия Вольдемаровича Паля – русского немца, профессора московского университета, находящегося в Бельгии на вполне законных основаниях. Да, и в любом случае, не успел бы. В дверь постучали – он только и успел, что вернуться к столу, стоящему в глубине просторного номера, и сесть на стул. Даже папиросу новую – взамен измочаленной в зубах – закурил. Достал из портсигара, зажег спичку, прикурил, задул огонь… и в этот момент снова постучали в дверь номера. Стук, однако, был совсем другой: тихий, вежливый, как бы извиняющийся.

«Не он… но, может быть, она?» – впрочем, если даже это и Жаннет, то пришла она к нему не одна, сомнений у Штейнбрюка на этот счет не было. Не стал бы наблюдатель такую «панику» изображать, в случае…

– Войдите! – громко сказал Отто Оттович, и дверь качнулась внутрь комнаты.

На пороге стояла Жаннет, а рядом с ней…

Ну что ж, словесный портрет «садился» на фигуранта, как хорошо сшитый костюм. Да и фотография, единственная, оказалась подлинной.

– Густав, – сказала Жаннет, как-то не слишком уверенно переступая порог. – Я рада, что ты еще не спишь. Это Карл, – и она чуть повела подбородком в сторону вошедшего вслед за ней Шаунбурга. – Я думаю, вам есть о чем поговорить. А я, пожалуй, пойду спать…

– Да, милая, – кивнул ей с улыбкой Штейнбрюк. – Отдыхай, а мы пока с господином…

– Ригг, – чуть склонил голову фашист, с любопытством рассматривая своего будущего собеседника. – Карл Ригг, к вашим услугам.

– Густав Мейнерт, – протянул руку вставший со стула и шагнувший навстречу немцу Штейнбрюк. Это был еще один его псевдоним.

– Bonne nuit! – сказала по-французски Жаннет и, повернувшись, вышла, оставив дверь открытой.

– Der ruhigen Nacht! – пожелал ей по-немецки спокойной ночи Шаунбург.

Штейнбрюк промолчал. А через мгновение в проеме двери вместо девушки появился официант из ресторана. Он вежливо пожелал господам доброй ночи и, поставив на стол коньяк, сельтерскую, сахарницу, молочник и две чашки с кофе, поспешил оставить мужчин одних. Вот он закрыть за собой дверь не забыл.

* * *

И Штейнбрюк его не разочаровал. Вообще, следует отметить, что несмотря на общую нелюбовь к товарищу Сталину лично и к Коммунистической партии в частности, имелись у Ицковича некоторые весьма укоренившиеся сантименты по отношению к «комиссарам в пыльных шлемах». Шло это еще из детства, от рассказов «пламенного революционера» дяди Давида, командовавшего в гражданскую партизанским отрядом где-то в Восточной Сибири, и весьма художественных повествований другой персональной пенсионерки – тети Цили Бунимович, приходившейся Олегу, на самом деле, седьмой водой на киселе, но имевшей партийный стаж аж с одна тысяча девятьсот одиннадцатого года, когда она юной гимназисткой вступила в партийную организацию БУНДа в Вильно.

Разумеется, взросление, эмиграция, открытие архивов и всякие разоблачения, хлынувшие в эфир и на бумагу с началом перестройки, изменили его взгляды, но что-то – вопреки логике и доводам разума – все же оставалось глубоко запрятанным в сердце, душе или еще где – да хоть бы и в подсознании, – и теперь Ицковичу, неожиданно попавшему в это самое «прекрасное и ужасное» время, совсем не хотелось оказаться разочарованным. По идее, им всем – ему и ребятам – было бы куда легче, окажись асы советской разведки на поверку «шлюмперами» и дураками. Но верить в это почему-то никак не хотелось, и Олег был теперь даже рад, что Отто Оттович оказался никаким не говнюком, а, как и следовало ожидать, крепким профессионалом с железными нервами и хорошей ясной головой. Тем интереснее было с ним «играть» и тем почетнее – его, Штейнбрюка, переиграть.

– Разумно, – кивнул Штейнбрюк. – Но возникает вопрос, зачем вам, в таком случае, нужна фройлен Буссе?

– Мой каприз, – откровенно усмехнулся Баст и посмотрел собеседнику в глаза. – Но, знаете, герр Мейнерт, если кому-нибудь придет в голову ловить меня на ее прелести… hupen[98]… – оскалился он, нарисовав в воздухе указательным пальцем правой руки то самое, о чем говорил. – Я буду крайне разочарован.

– Создается впечатление, что вы нас то ли провоцируете, то ли испытываете… – сейчас Штейнбрюк как бы размышлял вслух, и Баст решил ему не мешать. Пусть подумает. Ведь думать не вредно, не так ли?

– Вы, в самом деле, хотите сделать из нее певицу? – после затянувшейся паузы спросил Штейнбрюк.

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами фон Шаунбург. – Разумеется, с ее Wackelpudding[99] можно и в кордебалет… но это будет как-то неправильно, не находите?

– А что правильно? – поднял бровь Штейнбрюк.

– Вернуться к обсуждению общих принципов нашего сотрудничества и забыть как страшный сон о возможности, не дай бог, пробовать завербовать кого-то из чужой команды.

– Считаете, господин Шаунбург, нам вас не завербовать?

– Фон Шаунбург, с вашего позволения, господин Штейнбрюк, – улыбнулся Баст, стремительно возвращая удар. – Полагаю, что при некоторых обстоятельствах завербовать можно любого. Даже tovarischa Kobu… – он намеренно не назвал Сталина Сталиным и не без тайного умысла произнес эти два слова «по-русски». – Думаете, нет?

Штейнбрюк удар выдержал, чем еще раз доказал, что не случайно оказался на столь высоком посту в военной разведке СССР. Он тоже усмехнулся, как бы показывая, что оценил осведомленность противоположной стороны, но ни о чем из сказанного ранее не сожалеет. Кем бы он был, если бы не попробовал выиграть на шару хотя бы пару дополнительных очков?

* * *

– Думаешь, они нам поверили? – спросила Татьяна и достала из сумочки маленький кожаный портсигар, который вечность назад – вчера утром – подарил ей Ицкович. Ему надоело смотреть на то, как она мучается с сигаретными пачками. – До сих пор поверить не могу…

«А пора бы уже…»

Ну что ж, на самом деле это был один из самых животрепещущих вопросов, и от ответа на него зависело все – буквально все – остальное. А вопрос этот, вполне гамлетовский, следует заметить, формулировался на удивление просто: «А ты кто такой?»

Ну, кто ты такой, Олег Семенович Ицкович, в самом-то деле, чтобы тягаться с самим корпусным комиссаром Штейнбрюком, руководившим особым отделом армии на Западном фронте еще в грозном 1919 году? И вообще, кто вы все такие, граждане «попаданцы», чтобы надеяться переиграть сразу двух самых «эффективных менеджеров» эпохи, советского и немецкого? Вопросы