История одной записной книжки - Борис Захарович Фрадкин

История одной записной книжки

ПРОЛОГ

На краю продолговатого поля, стиснутого с двух сторон лесом, стояли под прикрытием раскидистых сосен три двухмоторных самолета. Протянутые над машинами сетки с набросанными поверх хвойными ветвями делали самолеты невидимыми с воздуха.

Поле казалось безлюдным.

Неподалеку, в глубине леса, находился в боевой готовности отряд советских десантников-автоматчиков. Они сидели и лежали на покрытой хвоей и мхом земле, прислонив к деревьям автоматы. С минуты на минуту должен был поступить приказ о вылете.

А еще дальше, около полуразрушенного домика лесника, в котором помещался штаб, беседовали два солдата — Александр Рудаков и Павел Неустроев. На Александре было полное снаряжение, а на Павле — запыленная шинель и большая, туго набитая сумка. Он только что привез почту. Александр и Павел были из одного города и до войны вместе учились на третьем курсе Широкореченского института.

— У меня к тебе большая просьба, Павел, — сказал Рудаков, глядя прямо в лицо своему собеседнику. — Операция сегодня, сам знаешь, особенная. На вражьей земле будем высаживаться.

— Да, да, — сочувственно произнес Неустроев, — сегодня вам жарко придется. Так что ты мне хотел сказать?

Рудаков расстегнул комбинезон и вытащил записную книжку в засаленном и потертом коленкоровом переплете. Он в нерешительности повертел ее в руках, потом бережно перелистал страницы.

— Я не имею права брать эту вещь с собой, — сказал он. — Можешь ты ее пока сохранить у себя?

— Дневник, что ли?

— Нет, не дневник, — нахмурился Рудаков, — тут у меня кое-какие расчеты ультразвуковых колебаний.

— Когда это у тебя было время такой чепухой заниматься?

— Ты ведь знаешь, что я помогал Владимиру Константиновичу в его экспериментах с ультразвуком? Мы с ним мечтали создать ультразвуковой ускоритель роста растений. Такие замечательные у нас были планы! Вот война помешала. Но у меня из головы не выходят начатые эксперименты. Знаю, не место и не время, а все-таки ничего не могу поделать с собой. Мысли сами в голову лезут. Каждую свободную минуту размышляю, рассчитываю. И, понимаешь, вчера как молнией ударило. Такая удивительная идея пришла на ум. Рассчитал я трехконтурный электронный усилитель к тому аппарату, над которым сейчас бьется Владимир Константинович. На открытие похоже. Не шучу, честное слово!

— Тьфу, ты, чорт! — поразился Неустроев. — Человек, можно сказать, на смерть идет, а чего городит! В опытах нашего профессора кроме забавы, по-моему, ничего и нет.

— Забавы? Помолчал бы. Владимир Константинович создает невиданный инструмент изобилия. Представляешь: за год можно будет снимать по шесть-семь урожаев овощей, выращивать в самых суровых условиях южные и тропические…

— Ложись!

Оба солдата бросились на землю, прижались к корням сосны. Над лесом, ревя моторами, пронеслась группа самолетов.

— Наши, — определил Рудаков, — штурмовики. Так я хочу попросить тебя сохранить мою записную книжку. А если что со мной случится… понимаешь? — переправить ее Владимиру Константиновичу. Я так боялся, что ты запоздаешь сегодня. Теперь на душе свободнее стало.

— Ста-но-ви-и-ись! — прозвучала негромкая команда.

Рудаков стремительно вскочил, следом за ним поднялся и Неустроев.

— Пора, — проговорил Рудаков, протягивая записную книжку Неустроеву, — возьми, Павел. Помни только — здесь для меня все. Может быть я и ошибаюсь, а может быть окажу Владимиру Константиновичу большую помощь. Ну, прощай, дружище!

— Не прощай, а до свидания. Мы с тобой еще в институте встретимся. Ни пуха, ни пера тебе, Александр. И за книжку можешь быть спокоен, — сохраню.

Они обнялись порывисто, по-мужски крепко: сказалась студенческая дружба — сколько вместе передумали, перемечтали, песен перепели.

— Паша, — сжимая руку товарища, попросил Рудаков, и глаза его подернулись грустью, — вернешься в Широкореченск, к Наде зайди. Передай ей… понимаешь… Ну, да ладно, прощай!

Отбежав несколько шагов, Рудаков обернулся, помахал рукой Неустроеву.

Где-то за лесом ударили тяжелые дальнобойные орудия. Гром их залпов все усиливался, заполняя небо. Загудела, застонала земля, затряслась от тяжелой поступи танковых колонн, ринувшихся через границу страны, посеявшей эту войну.

На лесную поляну один за другим выруливали транспортные самолеты с десантниками.

Глава первая

ВСТРЕЧА В ЛЕСУ

Несмотря на свой возраст, следователь Бородин продолжал любить лыжи. Каждое воскресенье, с утра, едва наступал поздний зимний рассвет, он отправлялся в лес.

В пятьдесят три года он обладал удивительной выносливостью, бодростью, отличным здоровьем. Прогулка на двадцать пять-тридцать километров была для него обычной. Годы и работа, требующая постоянного самообладания, умения держать себя в руках, посеребрили его волосы. Но в серых умных глазах, на смуглом худощавом лице с глубокими складками на щеках светилась чисто юношеская неиссякаемая энергия.

И в это воскресенье Бородин считал себя первым, пришедшим в лес. Однако, выйдя на лыжню, он приметил на ней свежий глянец. По следам от палок можно было сделать вывод, что впереди шли два лыжника.

И действительно, на одном из поворотов он увидел поваленное дерево — ель с высохшей хвоей. На ней сидели двое: пожилой мужчина с квадратной бородкой в коричневом костюме и девушка лет двадцати пяти в светлосинем костюме. Русая бородка мужчины заиндевела, округлое миловидное лицо девушки пылало румянцем, который может вызвать только морозное дыхание ветра.

Они примостились на дереве, не снимая лыж, воткнув палки в снег перед собой. На палки были надеты рукавицы. На коленях девушки лежал раскрытый газетный сверток с ломтями черного хлеба, густо намазанными сливочным маслом и посыпанными сахарным песком. Оба ели с большим аппетитом.

Бородин, пробегая мимо, улыбнулся краем губ и встретил ответные улыбки мужчины и девушки.

— Приятного аппетита! — крикнул он им.

Ответа не последовало. Сотрапезники, видимо, не успели прожевать пищу. Но, оглянувшись, Бородин увидел, что девушка поспешно свертывает газету, а мужчина, вскочив на ноги, торопливо натягивает рукавицы.

Следующий поворот лыжни, нырнувшей в густые поросли пушистых, пересыпанных снегом сосенок, скрыл от Бородина поваленное дерево. Только очутившись на просеке, он убедился, что мужчина и девушка бегут за ним. Их легкий и размашистый шаг говорил за то, что в лыжном спорте они не новички.

Бородин был уже не в том возрасте, когда бегают наперегонки, но знал, что потягаться с ним может далеко не каждый. Лукаво улыбнувшись, он повел своих преследователей с пригорка на пригорок, из