Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов
Все трое молчали, не находя слов, которые могли бы что-то изменить. Каждый понимал, что рушится не только их личный мир, а нечто большее – мир, в котором они жили и верили, где каждый шаг и слово имели смысл.
И теперь, стоя на ступенях опустевшего особняка, они ощутили, насколько зыбким и уязвимым оказался прежний порядок, и как легко утратить то, что казалось вечным и незыблемым.
Маша глубоко вдохнула, собираясь с духом. Волнение сковало плечи, руки слегка дрожали, но взгляд её оставался прямым и решительным. Она понимала, что обязана говорить и делать это так, чтобы каждое слово попадало в цель. От её откровенности зависело слишком многое.
– Варвара Олеговна, – начала Маша ровно и уверенно, хотя голос её едва заметно дрожал, – я понимаю, как невероятно прозвучит то, что я сейчас скажу, но должна рассказать вам всю правду. Без этого вы не поймёте, почему мы здесь и почему ситуация стала именно такой.
Варвара внимательно взглянула на девушку; в её глазах читалась усталость и явный скепсис, но она кивнула, давая понять, что готова слушать.
Маша снова вдохнула, будто собираясь прыгнуть в ледяную воду, и продолжила:
– Всё началось, когда моё сознание перенесли из две тысячи двадцать пятого года в тысяча девятьсот семьдесят девятый, в тело девушки по имени Маша Вертинская. Её считали почти мёртвой после нападения маньяка. Я очнулась там, совершенно не понимая, что происходит, почему я оказалась в чужом времени и теле среди незнакомых людей. Позже выяснилось, что организовал это человек по имени Борис Тимошин, работавший на олигарха Соловьёва.
Маша ненадолго замолчала, собираясь с мыслями и стараясь сохранить самообладание.
– Моей задачей было сблизиться с министром Шокиным и убедить его принять определённое решение. Если бы не удалось, я должна была его устранить. Тогда я не знала, насколько всё это важно, не понимала последствий и просто выполняла инструкции, которыми была связана по рукам и ногам. Поверьте, Варвара Олеговна, я никому не хотела причинять вреда, но была загнана в угол.
Варвара чуть прищурилась, словно пытаясь понять, насколько искренни слова Маши, но не перебивала её.
Почувствовав отклик, Маша продолжила с ещё большим отчаянием:
– Я оказалась в ловушке между чувствами к Петру и долгом перед теми, кто отправил меня в прошлое. Когда убедить Шокина не вышло, я выполнила приказ. Вернувшись в своё время, я увидела катастрофу, произошедшую из-за меня. Мир изменился до неузнаваемости, власть захватил Соловьёв, и я поняла, какую ужасную ошибку совершила. Ошибку, которая теперь угрожает всем нам.
Варвара молча слушала, и её лицо постепенно менялось. Скепсис уступал место внимательному, почти напряжённому интересу.
Курносов, стоявший до этого молча, шагнул вперёд и заговорил твёрдо и решительно, стремясь поддержать Машу и убедить Варвару в серьёзности ситуации.
– Я подтверждаю каждое слово Маши. Всё, что она сказала – правда, хоть и звучит, мягко говоря, безумно. Я сам стал участником этой истории, свидетелем тех событий, о которых она рассказала. Тогда, в семьдесят девятом, я расследовал дело Александра Панова, человека из будущего, скрывавшегося под чужой личиной и творившего немыслимые злодеяния.
Это страшная, нелепая, но реальная история, и я тоже виновен в том, что всё сложилось именно так. Мне следовало быть внимательнее, остановить это раньше, действовать жёстче и решительнее. Теперь я готов нести ответственность за каждое решение, за каждую ошибку, за всё, что произошло.
Курносов говорил негромко, но каждое его слово звучало весомо и болезненно искренне. Он понимал, что только абсолютная честность сейчас способна заставить Варвару им поверить.
– Варвара Олеговна, мы здесь, потому что кроме вас некому нас услышать и понять. Если вы отвернётесь, если не поверите, боюсь, этот кошмар никто уже не остановит, – закончил Курносов и замолчал, пристально глядя на Варвару в ожидании её реакции.
Наступила длинная и гнетущая пауза. Варвара молча смотрела на Курносова и Машу, медленно осмысливая услышанное, будто примеряя эти тревожные факты к своей картине мира. Постепенно её взгляд становился всё более напряжённым и сосредоточенным. Она явно колебалась, пытаясь совместить невозможное с привычной реальностью.
Маша и Курносов стояли неподвижно, ощущая тяжесть этого молчания и понимая, что от решения Варвары зависит не только их будущее, но и судьба всех, кого они знали и любили.
Наконец Варвара осторожно заговорила, голос её звучал ровно и задумчиво, без малейших эмоций:
– Хорошо, предположим, я допускаю возможность всего этого. Но мне нужно понять больше. Маша, ты сказала, что твоё сознание перенесли в тело Вертинской. Расскажи подробнее, что ты помнишь с первых минут пребывания там.
Маша слегка вздрогнула, словно от холода, но тут же собралась с силами, твёрдо глядя Варваре в глаза:
– Я помню это слишком хорошо. Первое, что ощутила – странная слабость и полная дезориентация. Очнулась в больнице и ничего не понимала. Голова кружилась, тело казалось чужим и тяжёлым. Возле кровати стоял пожилой врач с усталыми глазами. Он представился доктором Иваньковым и удивлённо сказал, что моё выздоровление похоже на чудо. Я не сразу поняла, о чём речь, но уже тогда интуитивно осознала, что произошло что-то невероятное и одновременно ужасное. Не зная, кому доверять, первые дни я молчала, стараясь никому не выдать происходящее со мной.
Варвара медленно и задумчиво кивнула, после чего снова заговорила осторожно и чётко:
– А как именно ты познакомилась с Петром Ивановичем? Кто вас свёл вместе, если вообще кто-то сводил?
Курносов шагнул вперёд, деликатно перебив Машу и беря слово на себя:
– Познакомились мы при неприятных обстоятельствах. Тогда, в семьдесят девятом, я расследовал нападение на Вертинскую, вернее, на Машу. Я лично вызвал её на допрос как потерпевшую. Ничего необычного она мне тогда не сказала, да и выглядела совершенно нормально для человека после пережитого – растерянной и напуганной. Только много позже, уже в наши дни, Маша рассказала мне правду о своём происхождении и обо всём, что произошло на самом деле.
Маша продолжила его слова, подтверждая сказанное:
– Именно так. В тот день на допросе я боялась произнести лишнее слово. Я не знала, кто стоит за нападением и почему моё сознание оказалось в чужом теле. И уж тем более не могла открыть правду Петру Ивановичу, который тогда казался мне просто следователем, которому невозможно