Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов
Варвара чуть прищурилась, продолжая изучать говорящих, словно выискивая подвох или неточность:
– Значит, Пётр Иванович ничего не знал о том, кто ты на самом деле? Когда же он узнал правду?
Курносов снова заговорил, его голос звучал уверенно и спокойно:
– Правду я узнал совсем недавно, буквально сейчас, когда Маша вновь появилась у меня дома, испуганная и отчаявшаяся. Сначала я воспринял это как нелепость, слишком фантастическую, чтобы оказаться правдой. Но когда она стала описывать детали тех лет, которые не могла знать обычная девушка из прошлого, я понял – история серьёзная и требует немедленного вмешательства. Позже всё подтвердилось и моими воспоминаниями, и логикой тех событий, которые я не сумел тогда довести до конца.
Маша посмотрела на Варвару почти умоляюще, словно убеждая не только словами, но и взглядом:
– Варвара Олеговна, поверьте, я не хотела ничего этого и не могла представить, что мои действия приведут к такому ужасу. Я была заложницей обстоятельств, не подвластных моей воле. Сейчас же я здесь только потому, что чувствую ответственность и хочу хоть что-то исправить. Без вашей помощи нам не справиться. Пожалуйста, поверьте нам.
Варвара долго молчала. Её лицо выражало внутреннюю борьбу, сомнения сменялись напряжённым вниманием. Наконец, приняв тяжёлое решение, она заговорила спокойнее и увереннее:
– Хорошо, допустим, вы говорите правду. Что вам ещё известно о людях, стоящих за этим? И почему смерть министра Шокина стала настолько важной, что изменила весь ход истории?
Маша ответила уверенно, без тени сомнений:
– Шокин был ключевой фигурой. Именно от его решений зависело многое, поэтому его смерть открыла дорогу Соловьёву и привела к нынешнему хаосу. Министр поддерживал перспективный научный институт, руководил которым человек, имя которого тогда не было широко известно. У него был сын – амбициозный и талантливый экономист. После убийства Шокина поддержка института прекратилась, его директор был отстранён, имя забыто, а сын так и не смог занять своё место. Именно в этот вакуум влияния и ворвался Соловьёв, заняв освободившееся место. Убрав Шокина, они не просто избавились от препятствия, они проложили Соловьёву прямой путь к власти. Я, сама того не понимая, помогла им победить.
Варвара ещё мгновение смотрела на них с растерянностью, которая постепенно уступала место пониманию. Затем она медленно подняла руку и указала жестом на дверь особняка:
– Проходите. Думаю, пока установка работает, у нас есть шанс. Возможно, последний.
Внутри особняка царил беспорядок, похожий на последствия стихийного бедствия. Раньше здесь всё было наполнено строгим порядком и тишиной, теперь же бумаги и папки были разбросаны по полу, провода свисали отовсюду, словно оборванные нервы после бедствия. Мебель, прежде строгая и аккуратная, теперь стояла сдвинутой, словно пытаясь уйти от неминуемого конца.
Варвара осторожно ступала по разбросанным документам, боясь потревожить что-то важное и уже почти утраченное. Курносов и Маша шли следом, погружённые в свои мысли. Они старались не встречаться взглядами, избегая видеть друг у друга ту же обречённость и тревогу, что душила их изнутри.
В глубине особняка располагалась комната, где находилась их последняя надежда. Варвара остановилась перед дверью, собираясь с мыслями, и медленно её открыла.
За дверью была лаборатория. В центре комнаты стояло устройство, сложное и непостижимое, окружённое сетью проводов и тускло мерцающих экранов. Установка работала почти бесшумно, лишь тихий гул говорил о том, что механизм ещё жив и ждёт последнего задания.
Варвара смотрела на установку с нескрываемой грустью и горечью. Её взгляд задержался на экранах, отражающих состояние устройства.
– Это последний шанс, другого не будет, – сказала она медленно и негромко. – Установка ещё действует, но это вопрос времени. Скоро люди Соловьёва будут здесь, и всё закончится. Сейчас мы можем использовать её в последний раз.
Она замолчала, а потом заговорила вновь, уже обращаясь непосредственно к Маше:
– Я отправлю тебя обратно в то утро, когда ты убила Шокина. Ты должна предотвратить убийство. Только так можно вернуть историю в прежнее русло и остановить этот кошмар. Ты понимаешь, что это значит?
Маша молча смотрела на Варвару, лицо её побледнело, но глаза оставались твёрдыми. Она прекрасно понимала, о чём говорит Смолина, и осознавала, какие последствия несёт это решение.
Курносов стоял неподвижно, ловя каждое слово Варвары. Он не мог принять происходящее, ещё труднее было поверить в реальность этого выбора. Однако важность момента заставляла его молчать.
Варвара продолжила, осторожно и мягко:
– Есть ещё кое-что. Как только люди Соловьёва отключат установку здесь, в нашем времени, тело Маши Луневой умрёт. Если твоё сознание успеет переместиться в прошлое, ты навсегда останешься в теле Вертинской. Пути назад не будет. Ты к этому готова?
Маша закрыла глаза, ощущая, как болезненно сжалось сердце. Воспоминания прошлого и настоящего смешались, став единым мучительным комом. Но сомнений уже не осталось. Она открыла глаза, подняла голову и твёрдо сказала:
– Мне больше нечего терять. Я пойду до конца.
Курносов вздрогнул, словно его ударили. Он отвернулся, пытаясь скрыть внезапную боль, пронзившую грудь. В глазах его блеснули слёзы, которые он поспешно спрятал. Он понимал, что решение принято, и переубеждать её было бы бессмысленно и жестоко.
Он промолчал, лишь сжал губы и опустил голову, принимая неизбежность. В комнате слышался лишь тихий гул установки и тяжёлое дыхание людей, стоящих на краю отчаянного решения.
Варвара медленно перевела взгляд с Маши на Курносова и ничего не сказала, лишь коротко кивнула, понимая глубину их молчаливой просьбы. Она осторожно вышла из помещения, прикрыв за собой дверь, и вскоре её тихие шаги растворились в сумраке особняка.
Оставшись наедине, Маша и Курносов долго не решались нарушить гнетущую тишину. Казалось, любое слово могло окончательно разрушить их хрупкий мир, который вот-вот исчезнет навсегда. Комнату наполнила почти физически ощутимая печаль, и оба понимали, что это последние минуты, когда они видят друг друга такими близкими и живыми.
Маша осторожно подняла взгляд, встретив в глазах Курносова ту нежность, от которой когда-то сжималось её сердце и которая сейчас пронзила её снова. В его взгляде не было упрёка, лишь глубокая грусть и тихая, безграничная нежность, словно он хотел навсегда запомнить её такой – хрупкой, испуганной и невероятно
