История одной записной книжки - Борис Захарович Фрадкин

Достопримечательности Широкореченска не произвели на него ровно никакого впечатления, и вообще такое праздное времяпровождение было не для него. А следователь не звонит. О чем он там думает? Что еще он собирается предпринять? Нелепость, кругом сплошная нелепость.

Однако Никольский и сам не испытывал никакого удовлетворения ни от проделанной работы, ни тем более от заключения, врученного следователю.

Экспертиза по поводу комнатного лимона и исследование нервных тканей все же смутили Никольского. Профессор Саратов не сделал открытия — это было совершенно очевидно, но в руках его уже находилась какая-то нить, какой-то ключ к открытию. Чтобы понять мысли Саратова, нужно было сосредоточиться.

Однако нелепые сцены ревности, которые разыгрывал Неустроев, самым болезненным образом отзывались на самолюбии Никольского, очень дорожившего покоем своей семьи.

Да и эти поиски таинственного смертоносного орудия, которым будто бы был убит Саратов, вызывали у него чувство отвращения.

Он вспомнил, что еще не обедал, прошел в ресторан и сел за столик. Однако пообедать ему не удалось, его вызвали к телефону. Звонил Бородин и просил приехать немедленно.

— Как всегда, немедленно, — усмехнулся Никольский. — Беспокойная душа.

Однако к следователю он отправился тотчас же, оставив на столе нетронутый обед.

В гостиницу Никольский возвратился с записной книжкой. Устроившись поудобнее на диване, он с интересом принялся за изучение потускневших от времени расчетов. Он сразу понял, что и автор этих расчетов, и профессор Саратов задались одной и той же целью: создать сверхмощный источник ультразвуковых колебаний. Многое, что уже знал Никольский из записок Саратова, повторялось на первых страницах записной книжки.

Никольский решил все-таки сходить пообедать — аппетит давал знать о себе. Он захватил с собой записную книжку и продолжал читать ее, отхлебывая суп из тарелки. Но добравшись так до второго блюда, он решительно отодвинул недоеденный шницель и поспешно возвратился в номер. Содержание расчетов начинало остро интересовать его.

В семь вечера позвонил Бородин.

— Необыкновенно! — резюмировал Никольский первые итоги знакомства с записной книжкой. — Замечательные мысли. Кажется, вы дали мне в руки тот ключ, который так долго и безуспешно искал Владимир Константинович. Я намерен сейчас же отправиться в физическую лабораторию института, повозиться с шаровой установкой.

— Только не выпускайте записную книжку из рук, — предупредил Бородин.

— Понимаю.

Получив от Никольского заключение о ценности записной книжки, о которой он догадывался с первого момента находки, Бородин пошел к районному прокурору за санкцией на арест и производство обыска. Спустя несколько часов он в сопровождении двух милиционеров отправился к Неустроеву. На его стук никто не отозвался. Следователь подал знак, и милиционеры, разом навалившись на дверь, сорвали ее с петель.

В комнате царил необыкновенный беспорядок. Кровать осталась неубранной, на полу валялись книги, белье, обрывки бумаги. Что тут произошло? Казалось, что комната покинута ее владельцем, но, внимательно присмотревшись, Бородин пришел к выводу, что почти все вещи в ней остались — он отлично запомнил каждую из них во время своего визита к Неустроеву. Если чего и не хватало, так это странного приемника на этажерке. Открыв шифоньер, Сергей Леонидович увидел висевшие там разглаженные рубашки и два новых костюма. В нижнем отделении оставалась обувь. Под кроватью лежал нетронутый чемодан.

— И все-таки ты, кажется, дал маху, старина, — проворчал Бородин. — Не в комиссионку же он понес свой аппарат.

— Видимо, хозяин голову потерял, — заметил один милиционер, — метался по комнате, как сумасшедший.

— Это так, — подтвердил Бородин. — Но только без хозяина нам никак нельзя. Давайте-ка, друзья, поможем ему найтись.

Сжав ладонью подбородок, он постоял посреди комнаты, подумал.

— В институт, — решил он, — прежде всего.

…Никольский, получив разрешение работать в лаборатории, отказался и от услуг Неустроева, и от помощи Чазовой. Обиженная Чазова тотчас же ушла из лаборатории, а Неустроев еще долго оставался за своим столом, перебирая бумаги и присматриваясь к Никольскому.

Оставшись один, Никольский закрыл двери на ключ. Затем он развернул схему шаровой установки, чтобы следить по ней за ходом расчетов в записной книжке.

Часы летели, как минуты. Расчеты захватили профессора. Мысли, заложенные в их основе, поражали своей оригинальностью, смелостью, глубиной.

Уже вскоре Никольский убедился, что автор расчетов оставил позади автора шаровой установки и решил ряд принципиально новых вопросов. В записной книжке заключался секрет того, над чем так долго и так безуспешно бился профессор Саратов.

Утомившись, Никольский бросался в кресло и, закрыв глаза, несколько минут оставался неподвижным; потом торопливо вскакивал, хватался за карандаш.

Увлеченный развитием расчета электронного усилителя ультразвуковых колебаний, Никольский не заметил, как в лаборатории опять появился Неустроев. Профессор невольно вздрогнул, увидев рядом с собой его низкорослую, плечистую фигуру.

— Как подвигается изучение расчетов? — спросил Неустроев и положил на стол большую прямоугольную коробку, завернутую в газету.

— Я определенно попал в мир неожиданностей, — отозвался Никольский, всматриваясь в поблекшие строчки формул. — Но как вы сумели войти в зал? Я же закрылся на ключ.

— Сквозь стены, — невесело усмехнулся Неустроев. — Ведь в мире неожиданностей все возможно. Я пришел помочь вам разобраться в расчетах.

— А я уже и сам начинаю понимать, в чем тут дело.

Неустроев посмотрел на профессора тяжелым пристальным взглядом. Он развернул газеты, прикрывавшие коробку, и Никольский увидел странный аппарат, напоминающий небольшой радиоприемник.

— Что это?

— То самое, о чем говорится в записной книжке: электронный усилитель ультразвуковых колебаний. Вам говорили, что расчеты выполнены мною?

— Вами? Быть не может! Нет, Бородин ничего не упомянул насчет вашего авторства.

— И вы считаете меня совершенно бездарным? Но вот вам доказательства, — ассистент погладил лаковую поверхность аппарата. — Эта штучка способна дать тысячекратное усиление колебаний, произведенных шаровой установкой.

— Да вы шутите, Неустроев!

— Ненавижу шутки…

— Но отчего же вы до сих пор не опубликовали своего творения?

— Только два дня назад я закончил постройку аппарата и сегодня собрался предложить вам принять участие в его испытаниях. Но вдруг ко мне на квартиру ворвался этот сумасбродный следователь, который всем нам пытается приписать убийство Саратова, и забрал записную книжку с расчетами.

— М-да… любопытно… Вы позволите мне заглянуть в аппарат?

— Я собирался попросить вас сделать это.

Неустроев снял верхнюю панель, профессор подошел ближе. Записная книжка осталась лежать на развернутой схеме шаровой установки. Вооружившись карандашом, как указкой, ассистент принялся объяснять устройство и принцип работы электронного усилителя.

Голос Неустроева звучал дружественно, в словах была