Последний Герой. Том 4 - Рафаэль Дамиров

Часовщик не соврал. Буквально на следующий день аппарат был готов. Когда я забрал проигрыватель, он выглядел так, будто вообще не встречался с Иркиным вином и палёной проводкой. Тяжёлый, надёжный и солидный, он снова занял своё законное место под полкой с винилом в комнате общаги.

Я осторожно поставил его ровно в то же место, подключил провода к колонкам и аккуратно уложил на вращающийся диск одну из пластинок. Опустив тонарм, я мягко прижал иглу к поверхности винила и замер в ожидании.

Сначала раздался тихий, еле слышный треск, словно игла осторожно пробиралась сквозь старые дорожки пластинки, потом послышалось характерное шипение, а затем, постепенно набирая громкость, из колонок полилась музыка.

Звук оказался неожиданно глубоким, совсем не похожим на современные электронные устройства с их холодным цифровым звучанием. Здесь было что-то живое, будто голос исполнителя звучал не из колонок, а прямо из комнаты, словно певец и музыканты стояли рядом со мной.

Ай да часовщик! Не обманул… спасибо Ирке.

* * *

— Привет, болезный! — сказал я с лёгкой усмешкой, входя в просторную палату, больше похожую на гостиничный номер, чем на больничное помещение. Мажорчик наш, конечно, и здесь отличился: палата была VIP-класса, с удобствами, холодильником в углу и телевизором на стене.

— О, Макс! Здорово! — оживился Шульгин и, кряхтя от боли, попытался подняться с кровати, опираясь на костыль. Забинтованная нога неуклюже торчала в сторону.

— Да лежи уже, Джон Сильвер, — усмехнулся я, подходя ближе и пожимая ему руку. — С твоей-то ногой особо не попрыгаешь.

Я пожал ему руку, потрепал по плечу и присел рядом на стул. Николай откинулся на подушки и кивнул на огромный телевизор, где как раз шёл очередной современный боевик. Зализанный герой, больше похожий на Влада Сташевского, чем на бойца, легко расправлялся с целой бандой вооружённых до зубов головорезов, причём патроны в его пистолете, похоже, не кончались вообще.

— Задолбался уже эти сериалы смотреть, — пожаловался Шульгин, с тоской глядя на экран, где трупы падали штабелями. Потом помолчал немного и вдруг тихо добавил: — Ты знаешь, я ведь тоже человека убил, Макс.

Я посмотрел на него и покачал головой:

— Коля, да ладно тебе. Ты ведь сам понимаешь: либо он тебя, либо ты его. И какой он тебе человек? Бандит, причём крайне опасный.

— Да знаю я всё это, — тихо ответил он, задумчиво глядя куда-то мимо меня. — Но всё равно… внутри как-то скребёт. Я ведь раньше никогда даже пистолет на человека не направлял. Как-то всегда удавалось обходиться без оружия…

— Все правильно ты сделал, — спокойно сказал я и чуть приободрил его похлопыванием по плечу. — Ты молодец. Стержень у тебя есть, это главное.

— Есть, говоришь? — горько усмехнулся Шульгин. — А знаешь, как мне страшно было тогда?

— Ну так это нормально. Тебе стыдно, что ли? Не выдумывай. Страха не знают только полные идиоты, а так все жить хотят.

Мы ещё поболтали о разном. Потом он вдруг спросил, будто вспомнил что-то важное:

— Макс… пластинки мои там как? На месте всё?

И спросил так, будто речь шла о его любимых детях, а не о старых виниловых пластинках.

— Да нормально всё с ними, — усмехнулся я. — Слушаю иногда, музыку включаю. Ты ж не против?

— Как — слушаешь? — Шульгин даже приподнялся с подушек и с удивлением вытаращился на меня.

— Ну да, а что такое? Ты что, против?

— Да нет, конечно, не против, просто… — он как-то странно замолчал.

Я же достал телефон и включил заранее записанное видео, словно в оправдание, показывая, как пластинка крутится на проигрывателе и играет негромкая приятная музыка.

— Вот, смотри, твой аппарат в полном порядке.

Шульгин вытаращил глаза ещё больше и замотал головой:

— Ого! Как так⁈ Я ж его неисправным купил. Мне тогда ещё сказали, что отремонтировать невозможно. Я его просто для виду поставил, чтобы отец видел и думал, что я там живу.

Повисла пауза.

— Ну-у…. Ко мне Ирка заходила, — улыбнулся я.

* * *

В мой кабинет вошла Кобра. Ну, как в мой кабинет — по правде сказать, помещение было рассчитано на троих оперов. Сейчас же я сидел один. Один напарник в отпуске, второй — на выезде, дежурил. Вот и получался мой собственный кабинет, поэтому здесь царили тишина и спокойствие.

— Слушай, Макс, сгоняй на мост Строителей, — проговорила задумчиво Кобра. — Там суицид случился.

— Суицид? — я вопросительно поднял глаза, глядя на Оксану. — Чего там такого необычного-то, что дежурный опер не справляется?

Она нахмурилась и немного покачала головой.

— Да парень здоровый сиганул прямо на камни, на мелководье, разбился насмерть. Свидетели есть, которые пытались его остановить. Он их просто отшвырнул, как игрушечных. Боролся так, будто за жизнь, а сам прыгнул. И при этом, говорят, абсолютно спокоен был. В глазах, представляешь, пустота полная. Так очевидцы говорят.

— Оксан, это обычный суицидник. И что теперь, мне из-за пустоты в глазах туда ехать?

— Чувствую, что-то не то там, Макс, — снова покачала головой Оксана. — Суицидники так себя не ведут.

— Наркоман, может, обдолбанный, мало ли что.

— Ты всё-таки съезди, проверь, мне потом ещё Мордюкову докладывать по этому трупу. Расскажешь, что да как.

— Ладно, — кивнул я, закрывая массивный ежедневник и убирая его в ящик стола, а оттуда достал небольшую записную книжку, чтобы с собой взять. — Съезжу, посмотрю.

Глава 5

Мост Строителей у нас всегда был пешеходным. Когда я подъехал, там уже собралась толпа зевак, сгрудившихся над перилами и обсуждающих трагедию во всех подробностях. Кто-то, как сейчас водится, снимал на телефон.

Внизу, прямо под мостом, на камнях пересохшего русла, возле трупа, уже накрытого простыней, деловито копошилась молодая судмедэкспертша. Рядом, в тени старой ивы, важно топтался Паук, тщательно и неторопливо записывая в протокол осмотра места происшествия.

Рядом стояла скорая. Я кивнул Пауку, подойдя ближе, и поздоровался:

— Здорово, Жень.

Тот, оторвавшись от бумаг, удивлённо вскинул на меня глаза:

— О, Макс, привет. А ты-то чего здесь делаешь? Тут же делов-то… явный отказной материал, разве нет?

— Не всё так просто, вроде, — я задумчиво глянул на накрытое тело. — Есть свидетели, говорят, очень уж решительный самоубийца. Даже не колебался.

Паук