Последний Герой. Том 4 - Рафаэль Дамиров

— А вот это не надо мне заливать… — начал я, но он меня уже не слушал.

— Хотите, я вам прочту новое? Конечно же, посвящается женщинам… — Савелий Натанович вдохнул полной грудью и торжественно начал:

'Вы так невинны и наивны,

А я — ужасный человек.

Боюсь просить у вас взаимность,

Но свято верю в сладкий грех…'

— Браво, — хлопнул я в ладоши. — Но разговор сейчас не о твоих стихах. Скажи лучше, когда ты последний раз видел Кабана?

— Кабана?

— Андрея Владимировича Шустова, — уточнил я.

— Этого пренеприятнейшего субъекта, от которого вы меня сами же и спасли? — удивлённо вскинул брови Савелий Натанович.

— Да, того самого, который хотел тебе морду набить за то, что ты спал с его женой.

— Ах, Натали… утоли мои печали, Натали… — театрально протянул Мехельсон. — Теперь она вдова… Хотя в глазах его вместо скорби мелькнуло что-то вроде кобелиной радости.

— Получается, вдова, — кивнул я. — Так когда ты Кабана последний раз видел?

— Так с вами и видел! — уверенно ответил он.

— Точно? Ничего не путаешь?

— Точнее не бывает, клянусь своим пером и музой!

— С кем он общался? — допытывался я.

— Помилуйте, откуда же мне знать? Нас связывала лишь чертовка Натали!

— Понятно, — я прошёлся по комнате и наткнулся взглядом на старую гитару, висевшую на стене. Струны на ней были натянуты странно, в обратном порядке.

— Ты, оказывается, ещё и музыкант?

— Нет, я не волшебник, я только учусь, — отшутился Савелий Натанович. — Это подарок от Натали… супруги как раз-таки Кабана. Говорила, что я должен свои стихи на музыку переложить. Кабан гитару забросил, а она решила, что я достоин. Я женщин не обижаю и принимаю их дары с благодарностью. Но так и не освоил сей инструмент. Увы. Странная она какая-то, гитара эта, видите ли, струны перепутаны.

Я теперь уже внимательно осмотрел гитару:

— Они не перепутаны. Это гитара для левши.

— А-а-а, а я-то думаю, в чём дело? — удивился Савелий Натанович. — Ну, Кабан был левша.

— Откуда знаешь?

— А зачем бы ему гитара для левши была нужна иначе? — пожал он плечами.

— Логично, — согласился я. — Ладно, пиши лучше стишки и не бухай. Кстати, я тебе звонил, а ты трубку не брал.

— Ах, у меня новый номер сейчас…

— А тот зачем тогда давал? Чтобы никто не дозвонился?

— Простите, задолженность большая была, пришлось оператора сменить, — виновато пробормотал Мехельсон.

— А теперь, смотрю, дела пошли в гору, — я снова окинул взглядом бутылки. — Диктуй новый номер.

Он продиктовал, я же набрал и не только сохранил, но и убедился, что телефон зазвенел.

— Телефон новый, — заметил я. — Милое дело. Может, и мне стишки писать начать?

— Ох, не ерничайте, товарищ полицейский. Талант не каждому дан.

— Ладно, талант, закрывайся. Береги второй глаз от соседа. Если что, позвоню, сам придёшь, понял?

— Конечно! А хотите, я про полицию стихи напишу?

— Не надо, — сказал я и вышел из комнаты.

* * *

Оксана проводила планерку для УГРО в своем кабинете. Внимательно выслушала всех, кто что сделал за прошедшие сутки, задала вопросы касательно владения оперативной обстановкой. Потом коротко и сухо прошлась по ранее совершённым преступлениям прошлых лет и потребовала отчитаться за работу по свежим темнухам в отчетном периоде. Нескольким операм, особенно молодым, крепко вставила за низкие оперативные позиции и вялую работу с агентурой и информаторами.

Настал черёд дежурного опера, который оттарабанил сутки и выглядел теперь крайне сонным. Но Кобра его вмиг взбодрила. Старлей Коротков был далеко не юн, но и матерым сотрудником его назвать было нельзя.

В моё время сотрудник после двух-трех лет службы уже волей-неволей становился опытным опером, потому что учился у матерых наставников и прямо в полях, в самой гуще событий, а не в тепличных учебных центрах. Тогда нас, зеленых лейтенантов, сразу кидали в бой, а сейчас вот передо мной стоит старший лейтенант, который мямлит и не может внятно ответить даже на элементарные вопросы по простым кражам.

Кобра нахмурилась и посмотрела на него строго, с явным раздражением:

— А по без вести пропавшему материал отработал, Коротков?

Старлей замялся, отводя глаза в сторону, потом нервно сглотнул и, наконец, выдавил из себя:

— Да, конечно, Оксана Геннадьевна. Я жену опросил, в осмотре квартиры участие принял, по соседям прошёлся. Семья нормальная, приличная. Вроде, не ругались…

— Что значит «не ругались»? — Кобра резко перебила его. — Мужик пропал, здоровый мужик! Это тебе не подросток, который с девчонками погулять ушёл и забыл вернуться. Это серьёзный человек, инкассатор, бывший военный, офицер в отставке, Антон Олегович Столяров. Ты что, думаешь, он загулял где-то с кем-то?

Коротков пожал плечами, явно не понимая серьёзности ситуации:

— Да, может, и загулял. С женщиной какой-то завис, бывает же…

— Какой, нахер, загулял! — сорвалась на крик Кобра, резко хлопнув по столу ладонью. — Ты по месту работы его пробивал вообще? Он ответственный человек, у него ни одного дисциплинарного проступка за всё время службы! Ни одного! А тут он утром на работу не вышел, телефон его отключен. Думаешь, это просто так? Врубаешься, Коротков? Бывший офицер с боевым опытом пропадает среди ночи — это тебе что, шутки? Совсем мозги включить не можешь?

Старлей сник и потупил глаза, явно осознавая, что провалился с этим материалом по полной.

— Дорабатывай материал немедленно. Чтобы до сегодняшнего вечера был отработан полностью. Мне нужны результаты! Всё выясни: с кем общался, где был, кто видел его последним. Пока не отработаешь по полной — домой не уйдёшь. Всё ясно?

— Так точно, — угрюмо пробормотал Коротков, покраснев.

Я молча посмотрел на эту сцену и подумал, что времена сильно изменились. Раньше мы каждое такое дело держали на особом контроле, особенно если оно касалось бывших военных и силовиков. А теперь, вот, приходится стоять и слушать, как старлей не может элементарно проверить даже основные версии.

Кобра, вздохнув, резко обвела нас взглядом и отрезала:

— Всем всё ясно? Тогда работать!

Планёрка закончилась, все оперативники тихо и понуро вышли из кабинета. Я специально не торопился уходить, ждал, пока за последним закроется дверь.

Я подошёл ближе. Оксана села за