Последнее дело инквизитора. Полюбить Тьму - Константин Фрес
— Ты ошибаешься, Тристан Пилигрим, урожденный уродливый бастард короля-Зимородка! — каркнул Флюгер. — Я знаю, что там. Это уже давно не просто твой старый дом. Это чужая тайна, чужой стыд, чужое сокровенное!..
По губам Тристана скользнула тонкая, злая улыбка.
— А ты все так же болтлив, старина Ротозей, — заметил он. — Мой дом — это чья-то чужая, священная тайна? Так вот как Жак проходит в Инквизиторий. Он притворяется мной! Как легко было это узнать. Спасибо твоему железному брехливому языку.
— Все равно ты отсюда никуда не уйдешь! — злобно прошипел Флюгер. — Все, Зимородок. Это конец. Ты этого еще не понял, но тебе конец. Ты не сможешь и пошевелиться, иначе обязательно заденешь один из зарядов. Ты сам зашел сюда. Сам ступил в ловушку. Эта магия тебе неподвластна! Странно, да? Я, ставший ничтожеством, куклой, смог тебя победить. Ха, ха, ха! Такого могущественного и сильного. Мне есть чем гордиться и что праздновать сегодня.
Его металлический странный пес весь распался на отдельно взятые суставчатые гусеницы. Они расползлись повсюду, оплетя траву вокруг дома так густо, что и ступить некуда было, и шевельнуться страшно. Их почерневшие от старого машинного масла тела карабкались по розовым, гладко оштукатуренным стенам, прилипали на подоконниках окон, прилеплялись к дверям. Они окружали Тристана, свисая в опасной близости от его тела, и лишь Флюгер был свободен и не окружен их смертоносными телами.
— Интересно, сколько ты продержишься, Зимородок, — шептал Флюгер, торжествуя, отступая на своих шатких металлических ногах прочь. Линзы, заменяющие ему глаза, блестели одержимо и ярко, словно в них стояли слезы. — Как долго ты простоишь, прежде чем силы тебя покинут и прежде, чем ты смиришься со смертью, опустишься на землю, чтобы передохнуть на краткий миг перед всепожирающей болью? Успеешь вспомнить всех, кого отправил в черное небытие? Раскаешься в своих грешках?
— Мне не в чем каяться, — заметил Тристан, исподлобья глядя на уходящего прочь Флюгера.
— Ты убивал!
— Некромантов, чернокнижников, кровопийц.
— Но они тоже хотели жить!
— Так надо было жить, а не творить черные делишки.
Флюгер упрямо мотнул громыхающей, как полупустое ведро, головой.
— Ты никогда не поймешь! — горько произнес он. — Никогда! Вы, ты и тебе подобные, просто провозгласили себя силами добра, а нас — силами зла, отщепенцами и изгоями, и на основании ваших желаний и вашей власти убивали нас! А мы просто хотели жить…
— Тебе меня не разжалобить, Флюгер. Такие, как ты, вечно ноют, когда их ловишь за ухо.
— Я не ною, я торжествую, Зимородок! — проскрипел Флюгер плачущим голосом. — Пусть сейчас, пусть, будучи таким жалким ведром с гайками, но я отомстил тебе! Отомстил!
— Ага, — ответил Тристан недобро.
Флюгер почти растворился в навалившихся сумерках. Но в самый последний миг свистнули белые крылья, и раздалось громкое «бам!», словно на пустую голову железного человека что-то упало.
Что-то увесистое, металлическое, сминая нарядный цилиндр и плюща тонкий металлический череп Флюгера.
Несчастный робот упал, уткнувшись разбитым ударом лицом в траву. Он что-то то ли кричал, то ли просто яростно мычал, стараясь освободиться, вытащить голову из-под придавившего ее груза. Наверху, над ним, покатывался со смеху Алекс, маша крыльями.
А металлические гусеницы с зарядами вдруг повели себя престранно. Они разом задрожали, их промасленные тела начали отрываться от стен, словно их тянуло невиданной силой. Тристан почувствовал, как и его меч завибрировал в его руке, вырываясь. И крепче сжал пальцы, чтоб не упустить его.
Первая гусеница сорвалась со стены, не удержавшись на розовой штукатурке. Неведомой силой ее притянуло к незадачливому Флюгеру, барахтающемуся в траве, прямо к его расплющенной голове, на которой лежала огромная черная болванка, и заряд рванул, оторвав у Флюгера механическую кисть, которой он попытался сбить бомбу с себя.
А болванка как будто все сильнее и сильнее тянула к себе разрозненные цепочки с зарядами. Те вырывало из травы, сносило с дверей, со стен — Тристан еле успевал пригибаться и уворачиваться от смертоносных зарядов, — и влекло к Флюгеру.
Заряды взрывались и взрывались, визжали осколки, разлетающиеся в разные стороны не хуже хорошей шрапнели, орал Флюгер.
Кто знает, было ли ему больно или он кричал от ярости и отчаяния, погибая.
Тристан не хотел думать об этом.
Когда все стихло, когда бабахнул последний заряд, когда погас последний алый уголек в обугленной яме, полной остатков того, кто еще недавно торжествовал свою победу над инквизитором, Алекс опустился на землю и сложил крылья, а из кустов выбрались Густав и Софи.
— У вас кровь, господин отец, — заметил Алекс, указав на щеку Тристана. — Задело осколком.
— Ерунда, — отмахнулся Тристан. — Что за магию ты использовал?!
— Это не магия, — небрежно ответил Алекс. — Это магнит. Наука. Ну, проход свободен?
— Да, — глухо ответил Тристан. — Идемте, глянем на чужую тайну.
* * *
В доме было все, как и сотни лет назад, словно время остановилось. Но, рассматривая свои старые, тихие комнаты, Тристан понял, что это ощущение ложное. Не время остановилось здесь, а просто чьи-то руки ухаживали за мебелью, за креслом, в котором он любил отдыхать, придвинувшись ближе к огню, за камином, даже за старым ковром на полу.
То, что когда-то давно было роскошью, а теперь казалось старым и ненужным, было сохранено с любовью, почти с фанатичным трепетом. Комнаты для отдыха, столовая были прибраны, чисты и уютны. Кто-то приходил сюда затем, чтобы насладиться тем, что когда-то принадлежало высокомерному королевскому бастарду. Присвоить; почувствовать это своим.
А вот зал, где Тристан обычно принимал посетителей и членов Ордена, был ужасен.
— Небеса святые, — пробормотала Софи, переступив порог этой комнаты и задрожав, как осиновый лист. — Это безумие какое-то!
— Чего ты ожидала от насквозь прогнившего старого пьяницы, — машинально отозвался Тристан.
Однако, увиденное поразило и его.
Здесь словно демон бесновался.
Стены комнаты, серые и закопченные, местами были лишены штукатурки, будто некто в приступе ярости рвал их когтями и зубами. Потолок черен, словно тут неоднократно разводили пламя, чтобы выжечь сам дух прошлого хозяина дома.
Колонны, что по периметру украшали зал, были иссечены. В них были вырублены чудовищные, искаженные мукой истощенные тела, уродливые лица. Они стояли, словно идолы зла, и смотрели в середину зала своими жуткими слепыми глазами.
Пол и стены исписаны похабными и непристойными надписями.
А посередине, на цепях, распятое, словно настоящий человек, висело белоснежное инквизиторское одеяние. Старое;