Последнее дело инквизитора. Полюбить Тьму - Константин Фрес
Голос Жака заметался по комнате, эхом отозвался от голых грязных стен, и Тристан изо всех сил напряг память, чтобы поймать хоть кончик ускользающих воспоминаний. Но не смог.
— Ты и сейчас не помнишь, — устало подытожил Жак. — Это ты!.. Это твое равнодушие, это твоя гордыня и твой отвернутый от меня взгляд сделали меня невидимым! — теперь Жак издевался и паясничал. — На меня ведь охотились! Инквизиторы и борцы с демонами хотели убить меня, искоренить зло! Но ты, именно ты, Тристан Зимородок, сделал меня незаметным! Ты не хотел меня видеть и замечать, и я слился с серой толпой! Инквизиторы могли сидеть рядом со мной и не видеть моего уродства!
Жак расхохотался.
— Если честно, то ты прав, — спокойно заметил Тристан, — я не помню твоих просьб. О чем ты просил, интересно?
Жак отступил, вихляясь всем своим нелепым, изломанным самой природой телом, и развел руки в стороны.
— О чем, по-твоему, я мог просить? — произнес он тоном, каким говорят обычно с нерадивыми должниками или с непроходимо тупыми дураками. — О чем мог просить такой человек, как я?! Я думал, ты поймешь меня, Тристан Пилигрим! Ты ведь и сам родился уродом. Твоя белизна — ты ведь страдал от нее? Солнце оставляло волдыри на твоей белой шкурке? Глаза болели? Но это совсем уж ерунда, по сравнению с моими неудобствами! Я просил тебя избавить меня от этой гнилой, уродливой оболочки! Я хотел, чтобы ты подарил мне новое тело! Хотел почувствовать себя мужчиной, на которого женщины смотрят без отвращения! Хотел пройтись на твердых ногах, с прямой спиной! Хотел, чтобы мальчишки не улюлюкали мне вслед, и не бросались камнями и комьями земли! Но ты не слышал меня!
— Поэтому ты хотел соблазнить Софи? — с усмешкой произнес Тристан. — Потому что хотел присвоить все мое? Так же, как этот дом? Хотел влезть в мою шкуру, да? Хотел быть уродом, вроде меня, который смог добиться уважения и силой заткнул рты злопыхателям?
— Верно, — выдохнул Жак, осклабившись. — Ничего личного, дамочка, — он сально улыбнулся Софи, которая все это время стояла молча, онемев от откровений Жак. — Никакой любви, чувств. Я, может, и чудовище, но все же ценю себя. Мне не нужны дамочки из-под инквизитора настолько, чтоб я клал весь мир к их ногам. Я просто хотел поиграть твоими игрушками, Тристан. Потрогать их руками. Потешить свое самолюбие и, может, поравняться с тобой. Жить в твоем доме, посещать твой Инквизиторий и творить там любую магию, что только мне в голову взбредет. Я притворялся тобой, Тристан. Я играл в тебя. И иногда верил, что я — это ты. И Инквизиторий твой мне верил и пускал… Ведь если мы может обладать в этой жизни одинаковыми вещами, значит, и в остальном мы равны, Тристан. Можно? Можно я поиграю? Твоей женщиной, твоими сыновьями. Я мог бы стать им хорошим наставником и добрым другом, Тристан. А они подчинялись бы мне, как оловянные солдатики. Интересные игрушки…
От его отвратительного тона кровь стыла в жилах, и Софи от омерзения передернула плечами, вспоминая, как это трехногие чудовище, притворяясь участливым, касалось ее.
— Не думаю, что у тебя хватит сил их взять, — ответил Тристан.
— Намекаешь на мое уродство, Зимородок? — горбун усмехнулся. — Тристан, по сути, мы с тобой ничем не отличаемся. Ничем! Ты в глубине души такой же эгоистичный и жестокий ублюдок, как и я. Только чище и на двух ногах. Все дело в привлекательной мордашке, Тристан! Будь у меня такая мордашка, разницы меж нами не было бы совсем! Но ты меня не услышал. Ты не помог мне!
— Но я не некромант, Жак, — мягко, с улыбкой, произнес Тристан. — Вероятно, я и слышал твою одержимую просьбу, но не мог ее выполнить. И поэтому отвернулся. Если б мог, разве ходил бы сам таким?.. С красными глазами и легко сгорающий на самом нежном солнечном свете? Да и новое тело… Жак, только некромант мог перетащить тебя в новое тело недавно погибшего человека. Только некромант мог вдохнуть жизнь и обратить вспять тлен и другие признаки смерти. А я не некромант. Да и караю подобных умельцев. Как же я мог помочь тебе?
— Мог бы просто не мешать! — прорычал Жак, сжав гнилые зубы. — Я бы уж сам нашел некроманта и заплатил ему! Знаешь, сколько вдов верят в чудо? Что мужья, погибшие в далеком краю, или разбившиеся на стройке, упав с лесов, вернутся домой как ни в чем не бывало?!
— Да, да, — рассеянно произнес Тристан. — Ты хотел наградить какую-нибудь вдовушку вместо ласкового, работящего и заботливого мужа собой — лентяем и пьяницей? Думаешь, она не заметила б подмены и не направилась бы к инквизиторам, искать помощи, чтоб обуздать жестокого самозванца?.. Кстати, почему ты не сделал этого сам, когда меня не стало? Вот сейчас. Сейчас ведь все некроманты были в твоем распоряжении.
— Они сказали, у меня нет души, — зло выдохнул Жак. Его гноящиеся глазки вспыхнули адским светом. — Они сказали, что не видят ее! Но ведь я жив, я дышу, я существую! Значит, она должна быть! А они перевели чуть не сто тысяч черных свечей, о, они разводили целый пожар, чтоб как следует осветить мою душу, но ни один из них не видел ничего! Ничего! Это ты сделал...
— Странная магия, — усмехнулся Тристан. — Но, боюсь, мне она неподвластна. Значит, для этого ты открыл портал? Чтобы я пошел туда, все исправил и вернул тебе душу? Или что? У нас так много предположений и догадок, мы не знаем, какая из них истинная. Софи вот думает, что ты помышлял о смерти. Но я отчего-то перестал в это верить.
— О, нет! — адски усмехнулся Жак. — Нет, нет, нет! Какая глупость! Только эта мягкотелая дура могла выдумать такое! Что я устал, что я боюсь и жажду упокоения! Признаться, она на это намекала, и я… культивировал в ней эти жалостливые мысли. Но лишь затем, чтобы подлизаться к ней, чтобы она меня жалела, и чтоб из жалости раздвинула как-нибудь для меня ножки…
Жак, ухмыляясь, непристойно показал Софи дрыгающийся язык, намекая кое на какие определенные действия.
— Какая гадость! — вскричала Софи. У нее было такое лицо, словно сейчас ее вытошнит.
— А портал, Тристан, я открыл, чтобы подманить тебя. Это ведь так заманчиво, правда — снова увидеть ту девчонку, из-за которой разгорелся весь сыр-бор? Снова попробовать ее тела?
— Нет, — спокойно ответил Тристан. — Не заманчиво. У меня сейчас ест много больше, чем было тогда. Я с
