Пепел чужих костров - Дмитрий Панасенко
Степь была плоская как стол, а еще у тебя был хороший конь и два десятка младших студиозусов практиков. А еще ты был молод. Последние несколько лет, ты редко выходил из-за письменного стола, а самыми долгими для тебя путешествиями были прогулки до рыбного рынка. А еще ты слишком сильно налегал на сырный суп, темное пиво и сосиски с капустой.
Предательская мыслишка билась в мозгу надоедливой мухой, но Эддард упорно пытался ее отгонять. Плевать. Плевать, что ему уже сорок с медленно но неотвратимо растущим «хвостиком». Он гражданин великой империи и не позволит каким-то северным дикарям считать его слабаком и обузой. Большую часть жизни он был сыт и ухожен. Следил за собой. Не надрывался, не мерз, не голодал и не болел так, как эти траченные жизнью разрисованные лесные варвары. Он выдержит. Справится. И вот. Он справился. Справился, чтобы кулем упасть на траву края погребенного в глубине чащи оврага и хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
— Ты не похож на других, южанин. Ты меня удивил. — Удивительно мелодичный, столь не подходящий ни могучей фигуре, ни жесткому, словно вырубленному топором из твердой северной березы лицу, голос дикарки заставил его вздрогнуть. — Похоже, под всем этим салом, в тебе есть железо. Может иголка, а может целый нож. Ты был в легионе?
— Никогда… — Немного восстановивший дыхание ученый со стоном перевернулся на бок и огляделся но сторонам. Они разделились. Как и сказал Бердеф. Он с дикаркой, оказались по одну сторону рассекающего лес то ли широкого оврага то ли мелкого каменистого распадка, воины пиктов по другую. Быстро сгущающаяся тьма не позволяла их видеть, но Абеляр был готов руку на кон поставить, что он слышит треск веток, приглушенную гортанную речь, и звук как будто по земле волокут что-то на редкость тяжелое.
— Тащат лесину. Думают свалить ее на тварей, если они полезут наверх. — Ворчливо прокомментировала Сив и шмыгнув носом покачала головой каким-то своим мыслям. — С нашей стороны так сделать не получится. Этот Бердеф. Не забывай, кто он такой, книгочей. Он ненавидит таких, как ты или даже я. Тебя за твое рождение, меня… за то что я сделала.
— Он сказал… — С трудом успокоив дыхание, Эддард, послав к бесам приличия, сплюнул забившую рот и глотку рот пыль и грязь. — Он сказал, что ты была с Рогатым топором. Ты учувствовала в восстании?
— Хочешь знать жгла ли я мирные села? Душила ли женщин, отрубала ли головы беззубым старухам, насаживала ли на копья детей? — Горянка прикусила губу. Я была моложе. Слышала то, что хотела слышать. Видела лишь то, что мне показывали. А Хальдар… Он был красивым. Сильным. Он казался настоящим вождем. Героем. Тогда мне все это казалось правильным. Но потом… Я поняла, что за словами о свободе и золотом веке скрывается лишь жажда власти и ложь. Тогда я ушла от него. — Сив тяжело вздохнула. — Я совершила много ошибок в этой жизни. И видит Создатель, я об этом сожалею.
— Просто ушла? — Взгляд дикарки казался тяжелее камня, но Абеляр не отвел глаз.
— Не совсем просто. — Криво усмехнулась Сив. — Будь внимателен, книгочей. И помни кто такой Бердеф. Сейчас он в спину не ударит, но после боя может случиться всякое. Духи говорят, что он занят, творит сильное колдовство. Закрывает глаза шаману измененных. Запутывает тропы, ведет их сюда, словно рыбак тащит невод. Если их головной дозор нас не заметит, может все и выгорит… Знаешь, почему вместо того, чтобы прибить тебя, когда ты ко мне подкрался, я позвала тебя к костру? — На дне глаз горянки что-то лениво шевельнулось. Что-то такое, что заставило спину Абеляра покрыться холодным потом. Это было похоже на клубок черных копошащихся в каменном масле змей. Опасных, смертельно ядовитых. Что-то холодное древнее и очень, очень голодное смотрело на него, сквозь него, словно взвешивая, стоит ли откусить от его души кусочек. Это длилось всего лишь миг, но пальцы мужчины невольно поползли к рукоятке трости.
— Духи сказали, ты хороший человек. Настоящий. Тогда я не поняла. А теперь понимаю. — Приглушенно шмыгнув носом, великанша покачала головой и утвердив на земле тяжелый даже на вид кузнечный молот присела на корточки. — Мы знакомы с тобой меньше одного дня. И ты уже дважды хочешь помочь. Когда я убивала огрина, ты испугался, но все же не сбежал и даже хотел меня остановить. Когда мы встретились с Бердефом, ты готов был в штаны со страху напрудить, но духи сказали мне, что ты все равно не побежал бы. Знал кто такой этот старик. Знал, что он способен движением пальца превратить нас в кровавую кашу. Каждого из нас. Но ты был готов ввязаться в безнадежную драку, лупить лесных по голове своей дорожной палкой, спасая меня и Майю. Большинство южан просто дали бы деру. Или упали на колени, торгуясь за свою жизнь. Знаешь, месяц назад, когда мы сражались со стаей, барон был готов отдать меня измененным, лишь бы выторговать свою шкуру. Вы, южане, любите говорить «не мое дело». Идти по головам. Предавать своих и чужих находя сотни причин почему так сделать было необходимо и правильно. Вы называете это це-ле-со-об-раз-нос-ть. Заворачиваете свои черные поступки в плащ благородства и достоинства. Обмазываете все поверх честностью и праведностью. А потом поворачиваете так, будто все было сделано для высшего и всеобщего блага. И даже если видите, что несправедливость творится с вашими близкими, просто отводите глаза. Ты не такой. В тебе что-то есть. Когда мы шли по холмам, ты был готов умереть, но не отстал бы от нас ни на шаг. Духи не говорят мне почему, но тебе действительно не все равно… Ты правда считаешь меня красивой?
— Я? — Удивленный резкой сменой темы разговора Абеляр непонимающе уставился на великаншу.
— Ты назвал меня совершенной. — Опустив