Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов
Для начала пришлось сменить одежду. Бонавита заранее перевезли часть вещей Корсакова в гостиницу Клаудио, а потому Галеаццо оставалось лишь найти для Владимира новые маску и плащ, что тот и сделал с завидной быстротой. Заодно он прихватил корсаковский револьвер и кобуру. Их как раз успешно скрыли полы плаща, а сам Владимир чувствовал себя куда увереннее с оружием.
Франческа также исчезла, но быстро вернулась, сменив костюм для верховой езды на более привычное облегающее черное платье. Вместо маски ее лицо скрывала традиционная венецианская вуаль[57], из тех, что Байрон находил крайне соблазнительными и жалел, что они уходят в прошлое.
– Нам действительно нужно торопиться, – сказала она. – Я выяснила, где живет фон Гельдерн. Это на другом конце города. Набережная Дзаттере. Корсаков, вы готовы?
Владимир кивнул, и Франческа, не вымолвив больше ни слова, развернулась и направилась вниз по скрипучей лестнице гостиницы.
– Друг, я не уверен, что стоит это говорить, но на всякий случай скажу, – тихо произнес Галеаццо, прежде чем Корсаков вышел следом. – Будьте осторожны. И приглядывай за Франческой. Не допусти, чтобы с ней что-то случилось.
Поняв, что стал непривычно серьезен, Бонавита добавил уже шутливым тоном:
– В конце концов, нельзя допустить, чтобы от нашего семейства осталась лишь паршивая овца вроде меня!
– Ты говорил, что Франческа ваша паршивая овца, – припомнил Корсаков.
– Нет, она хотя бы умная, – с тяжелым вздохом отмахнулся его друг.
– Хорошо, сделаю все, что от меня зависит, и даже больше, – пообещал Владимир.
Корсаков прекрасно понимал, какая боль скрывается за напускной беззаботностью Галеаццо. Их с Франческой мать скончалась, когда они были еще детьми. Отец проклят, и никто не смог бы дать гарантий, что он выживет. Сестра – единственный родной человек, который у него остался. А уж что испытывает человек, потерявший близких, Владимир знал не понаслышке.
Путь до набережной Дзаттере занял у Корсакова и Франчески чуть меньше часа. Причем Владимир не сомневался, что без спутницы он добирался бы намного дольше. Франческа интуитивно чувствовала направление – какой маршрут выбрать, какой мост перейти, где воспользоваться traghetto[58], а где кликнуть гондольера. Всю дорогу девушка хранила молчание, но Корсаков чувствовал, как она кидает на него подозрительные взгляды даже сквозь закрывающую лицо вуаль. Владимир же просто любовался ее точеным силуэтом, памятуя о том, что вскоре его внимание будет занято совсем другими вещами. А больше всего его радовали перчатки, гарантировавшие, что все мысли, проносящиеся в голове, принадлежат только ему.
Дзаттере оказалась длиннющей набережной на южной оконечности района Дорсодуро. Хотя формально она считалось одной-единственной улицей, местные жители для удобства разделяли ее на несколько участков, названных в честь важных ориентиров. Так, объяснила Франческа, какая-то часть ее могла носить имя «Дзаттере у длинного моста» или «Набережная неисцелимых», по расположенному рядом госпиталю. Нужный им отрезок звался «Дзаттере ай Джезуати», в честь соседней церкви ордена иезуитов.
Фон Гельдерн остановился в гостинице, расположившейся в каменном здании старого склада на углу улицы, рядом с очередным мостом через маленький канал. И Корсаков вынужден был признать, что устроился он со вкусом. Окна гостиницы выходили на набережную канала, за которым простирался остров Джудекка, лежащий отдельно от остальной Венеции. Панорама его роскошных дворцов с таящимися за высокими стенами садами. Эта картина отчего-то напомнила Владимиру родной Петербург.
Осеннее солнце уже воцарилось на небе и заливало Дзаттере теплым светом. Но камни набережной, остывшей после ночи, оставались холодными, отчего в воздухе повисла легкая, едва заметная дымка. По каналу сновали лодчонки и пароходы, а на поверхности воды плясали солнечные блики. Не хватало лишь удобного и незаметного поста для наблюдения. Но и этот вопрос решился, когда двери расположенной по соседству старенькой кофейни распахнулись и щурящийся от солнца хозяин принялся вытаскивать на набережную столы и стулья. Корсакову эта богемная привычка очень нравилась, и он скучал по ней, возвращаясь в Петербург, где обычай пить кофе или вино прямо на улице пока не прижился. Вероятно, в силу климатических особенностей. Про другие города бескрайней империи и говорить не приходилось в свете особенностей уже культурных.
Владимир и Франческа уселись за первый столик, накрытый белоснежной скатертью, заказали кофе с утренней выпечкой и принялись разглядывать хорошо видимый от них вход в гостиницу. Хозяин, принесший их заказ, слегка удивленно покосился на двух молчаливых гостей, но ничего не сказал. Видимо, принял за чудаковатых иностранцев, слишком уж вдохновившихся венецианскими традициями, которые и так переполняли Венецию и к которым он уже начал привыкать.
– Нам следует поговорить о чем-нибудь, – заметил Корсаков, пригубив кофе. Напиток оказался изумительно сварен. Владимир зажмурился от удовольствия, почувствовав себя котом на солнышке.
– Зачем? – холодно спросила его Франческа, не отрываясь от крыльца гостиницы.
– Затем, что иначе молчаливая пара в масках посреди кафе выглядит странно.
– Возможно, мы в ссоре.
– По моему опыту, люди в ссоре не сидят вместе в кофейне поутру, – резонно возразил Корсаков. – Это несоответствие. А несоответствия привлекают внимание.
– И что же, нужно представить, что у нас свидание? – удостоила его взглядом Франческа.
– Вот видите, у нас уже получается, – чуть улыбнулся Корсаков, машинально перекатывая между костяшек пальцев монету в двадцать лир. Привычка успела настолько укорениться в нем, что не мешали даже перчатки. – Почему бы и нет? Тем более что кофе я вас угощаю.
– Вы не в моем вкусе.
– Я помню, вам важно, чтобы спутник был хорош собой. С другой стороны, я не скучен, не туповат и вообще могу быть интересным собеседником.
– Вы себе льстите.
– Нет, констатирую факты. Я стараюсь оставить в прошлом период, когда присутствие красивой женщины лишало меня дара речи.
– Хотела бы я познакомиться с вами в этот период! – Судя по голосу, Франческа была раздражена. Она полностью повернулась к Владимиру и спросила: – Вы пропустили мимо ушей все, что я говорила на балу?
– Про то, что от меня исходит угроза вашей семье? Поверьте, я всегда готов признать свою вину, если и впрямь виноват. Если бы ваш отец оказался единственной жертвой проклятия или к нему присоединился только де ла Серда – я безусловно считал бы, что подверг их опасности. Но с оставшимися тремя меня ничего не связывает. Мы даже не знакомы. Всех пятерых объединяют кольца. А значит, это совсем другая игра…
– Игра? Вот что это для вас?
– Не для меня.
