Марица. Исток - Александра Европейцева
Лицо Равеллы на мгновение стало каменным. В её глазах мелькнуло что-то — ярость? Страх? — но тут же погасло.
— Тебе не нужно моё разрешение, чтобы погибнуть, — холодно парировала она.
— Мне не нужно ваше разрешение, чтобы пройти, — возразила я, и в голосе зазвенела сталь. — Вопрос лишь в том, как это произойдёт. По-хорошему? Или по-плохому? Решать вам.
Мы стояли друг напротив друга в мерцающей полутени зала. Две женщины, две воли, сталкивающиеся на краю гибели мира. Равелла изучала меня, и в её взгляде появился новый оттенок — не уважения, но признания угрозы.
Наконец, её губы снова растянулись в усмешке, на этот раз более искренней, почти живой.
— Интересно… Очень интересно… — она плавно развернулась. — Что ж, «Марица». Посмотрим, на что ты способна. Следуй за мной.
Равелла скользила впереди, её тёмные одежды почти не шелестели. Проходы становились всё уже, стены смыкались, словно живая плоть. Воздух густел, наполняясь всё тем же сладковато-гнилостным запахом, но теперь к нему примешивался новый, резкий и металлический — словно от раскалённого железа и озона после грозы.
Наконец, мы вышли на край огромной пещеры. Она была так велика, что противоположная стена тонула во мраке. В центре зияла гигантская трещина, чёрная и бездонная, будто шрам на самом лике мира. Никакого сияния, никаких видимых всплесков энергии — лишь зияющая пустота.
Но магия внутри меня взревела.
Это было подобно тому, как если бы тебя бросили в кипящий океан из чистого, нефильтрованного страдания. Сознание мира — древнее, непостижимое, то самое, что я ощущала как тихий гул жизни, — теперь билось в агонии. Оно не видело, не слышало, оно лишь чувствовало — всепоглощающую боль, ярость, отчаяние. Это была ампутация без наркоза, сожжение заживо, распятие, длящееся вечность.
Волна этой слепой, безумной муки ударила мне в грудь, сдавила горло, попыталась подкосить ноги. Колени дрогнули, предательски подгибаясь. В глазах помутнело. Я едва удержалась от стона.
Но я устояла.
Сжав зубы до хруста, впившись ногтями в ладони, я выпрямилась. Дышать было почти невозможно — каждый вдох обжигал лёгкие этой чужой агонией. Но лицо моё осталось каменной маской. Я не моргнула, не отступила, не подала ни единого знака, что ощущаю нечто большее, чем просто неприятный вид пропасти.
Краем глаза я видела Равеллу. Она стояла в нескольких шагах, её бледные глаза были пристально устремлены на меня. Она ждала. Ждала, когда я сломаюсь, закричу, упаду на колени. Ждала проявления слабости, которое дало бы ей моральное — в её извращённом понимании — право уничтожить меня здесь и сейчас, как недостойную.
Я медленно перевела дух, заставляя лёгкие работать через боль.
— Ну что? — произнесла я, и голос мой, к моему собственному удивлению, прозвучал почти ровно, лишь с лёгкой хрипотцой. — Отлично! Теперь мне, вашими стараниями, придется снова стать сонаркой для самого необычного пациента!
Равелла медленно хлопала в ладоши — сухие, безжизненные хлопки, которые эхом отдавались в звенящей тишине пещеры.
— Браво, — произнесла она, и в её голосе звучала не насмешка, а нечто похожее на холодное восхищение. — Действительно, Светоч. Сильная воля. Жаль, что растраченная на защиту тех, кто не достоин даже поднять глаза на величие Истока.
Она сделал шаг вперед, её бледные глаза сверкали в полумраке.
— Ты видишь лишь боль. Агрессию. Но ты не понимаешь причин. Мы не нападали на Исток, дитя. Мы пытались его… очистить. Вернуть к изначальной чистоте. Веками другие расы тянули его силу в свою сторону. Люди — для власти и расширения владений. Драконы — чтобы приумножить свои груды сокровищ. Демоны — чтобы плести интриги и манипулировать сознанием. Они загрязнили его, опошлили, превратили в инструмент для своих низменных целей!
Её голос зазвенел, в нём впервые прорвалась настоящая, неуёмная страсть.
— Только маги стремятся к знанию! К постижению сути вещей! Мы — единственные, кто достоин быть хранителями такой силы! И для этого… для этого мы должны были отсечь всё лишнее. Вернуть ему первозданность. Да, методы могли показаться… жёсткими. Но разве садовник, выпалывающий сорняки, виноват в том, что они мешают розе цвести? Мы действовали во имя высшей цели! Во имя чистоты крови и духа!
Я смотрела на неё, на эту женщину, сжигаемую изнутри фанатичной верой, и чувствовала не гнев, а ледяную, всепоглощающую жалость.
— Стремление к знаниям — это прекрасно, Равелла, — сказала я тихо, но так, чтобы каждое слово прозвучало чётко. — Но когда оно превращается в манию, в убеждённость, что только ты и твоя раса имеешь на него право, это ничуть не лучше, чем когда люди убивают друг друга за трон, а драконы сжигают целые деревни ради золотой безделушки. Вы уподобились тем, кого презираете.
— Мы не уподобились! Мы возвысились! — парировала она, и её тонкие ноздри дрогнули. — Мы взяли на себя бремя ответственности, которое другие не смогли понести!
— Ответственности? — я не удержалась от горькой усмешки. — Вы чуть не уничтожили мир! И даже сейчас, видя последствия, вы продолжаете оправдываться «высшей целью» и «чистотой крови». А что дала вам эта чистота, Равелла? Кроме изоляции, высокомерия и неспособности увидеть, что сила — в многообразии?
Я сделала шаг навстречу, чувствуя, как агония Истока бьётся в моей крови, но используя её теперь как топливо для своей воли.
— Вы смотрите свысока на демонов, но именно они, с их даром эмпатии, научили другие расы понимать боль друг друга. Люди… люди, лишенные вашей врожденной силы, научили всех нас изобретать, творить, находить выход там, где магии недостаточно. Драконов — за их умение говорить «стоп» своей собственной жадности, когда на кону стоит нечто большее. А маги… маги научили другие расы стойкости. Терпению. Умению ждать и копить силу. Но вы забыли этот урок, заточив себя в хрустальную башню собственного превосходства.
Я посмотрела прямо в её бесцветные глаза.
— Смешение кровей не сделало расы слабее. Оно дало им шанс стать лучше. Взять лучшее друг от друга. Мы стали сильнее. Сильнее вас. Потому что мы — целые. И именно поэтому мы все ещё боремся, пока вы, «чистые», умираете в
