Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

— Тринадцатый вызывает Второго, прием.

На линии послышалось хрипение помех, а потом голос Нижинского. Видимо выбран удачный момент и субальфа оказался поблизости:

— Тринадцатый, слышу вас.

— Что там у вас творится в полях? Федералы говорят о сворачивании всех боевых действий.

— Подтверждаю. Федералы действительно уходят. Артиллерия молчит, авиация не летает, обстрелов нет уже несколько часов. Наши разведгруппы наблюдают отход техники на север. Даже в Петрозаводске начали сворачиваться

Вадим молча слушал, глядя в пол.

— Повторяю, — продолжал Нижинский. — Они не закрепляются, не перегруппировываются. Просто уходят. Если это какой-то хитрый маневр, то слишком странный.

Связь снова зашипела. Вадим отстранился от аппарата, медленно выдохнул.

— Это уже не слухи, они действительно отходят.

— Второй Тринадцатому, нам их преследовать?

— Никак нет, — категорически возразил Вадим. — Пусть валят на здоровье, полагаю, наша диверсия на севере удалась.

Чтобы окончательно убедиться, Вадим приказал собрать все доступные донесения. В течение нескольких часов на его столе копились сводки: короткие радиограмм, донесения наблюдателей с переднего края, сообщения от групп, пробравшихся вглубь территории, недавно удерживаемой федералами. Картина складывалась в единое целое: колонны войск действительно двигались на север, бросая некоторые позиции без боя. Там, где еще вчера бушевали артиллерийские дуэли, наступила странная тишина. Даже беспилотники над Питером, Кронштадтом, Сосновым Бором больше не летали.

Вадим чувствовал, как напряжение в его голове постепенно ослабевало. Но доверять полностью этой картине он не спешил. Слишком много раз враг подсовывал дезинформацию, чтобы устроить подставу.

На командный пункт зашли связисты, держа в руках тяжелый спутниковый телефон. На дисплее устройства мигал значок устойчивого сигнала.

— Номер нам передали сами федералы, — доложил старший связист. — Канал защищен. Сказали, что хотят прямого разговора.

Вадим с нетерпением выхватил трубку. Впереди решающий момент, который определит дальнейший исход. Война или мир. Лидер Единства выждал несколько секунд и не удержался от сарказма:

— Ну что, товарищ Сорокин? Вчера вы нас газом пытались перетравить как тараканов. А сегодня бежите на север, сверкая пятками, и вдруг заговорили о перемирии. Смена погоды или совесть проснулась?

На другом конце повисла тишина, потом послышался усталый мужской голос:

— Вы добились своего, Пророк. В нашем тылу появилось слишком много омег. Сначала думали, что справимся — карантин, проверки. Но оказалось, что многие уже среди нас. Солдаты, офицеры, обычные люди. Мы не смогли вовремя их отследить, теперь они действуют открыто. И главное, они сохранили рассудок. Люди смотрят на них и видят не чудовищ, а таких же, как они. Это все перевернуло.

Вадим скривил губы в насмешливой ухмылке:

— А можно было сразу просто сесть за стол и договориться. Без газа, без зачисток. Но, как всегда, решили сначала все утопить в крови.

Сорокин вздохнул.

— Казаков и Жданов арестованы. Они готовили крайние меры. В том числе пытались нанести ядерные удары по Новгороду и Петербургу. Я не позволил.

Вадим нахмурился, ухмылка исчезла. По спине пробежал холодок, в голосе прозвучала резкая сталь:

— Ядерные удары? Вы реально дошли до этого?

— Они — да. Я остановил, — твердо ответил Сорокин. — Я не настолько безумен, чтобы бить по своим же городам. Но риск был реальным, мы буквально на час-два их опередили, успели перехватить управление ядерной триадой.

— Значит, угроза миновала?

— Да, — подтвердил Сорокин. — У нас общий враг — Основатели. Они смотрят на все это, ждут, когда мы добьем друг друга.

Вадим усмехнулся уже без веселья:

— До вас, наконец-то, дошло, дятлы. Поздравляю!

— Лучше поздно, чем никогда.

— Ну хорошо, допустим, вы признали очевидное. Но что дальше? Вы ж не просто так мне звоните.

Сорокин замолчал, будто собирался с силами.

— Дальше надо объединять усилия. Хотим мы того или нет.

Вадим хмыкнул:

— Объединять усилия? Красиво звучит. Но знаете, у меня есть вопрос с подвохом. Выдадите мне Жданова, Казакова и весь этот ваш Генштаб, который в начале пандемии занимался зачистками и пытался устроить нам геноцид? Или будете юлить, прикрывая их?

С другой стороны линии повисла долгая пауза. Слышалось только дыхание Сорокина и потрескивание эфира. Наконец он ответил:

— В принципе… можно. Но я бы их судил публично, нужна демонстрация справедливости.

Вадим скривился.

— Показной суд? Хорошо. Тогда подыщите еще циркового клоуна, чтоб представление довести до конца.

Сорокин не обиделся, только устало сказал:

— Считайте как хотите. Но люди должны увидеть, что за все содеянное будет ответ.

Вадим задумался, потом бросил с усмешкой:

— Ладно. Подумать над этим еще можно. А теперь скажите честно, зачем вам так важно именно перемирие?

— Потому что фронт трещит по вам, в тылу бардак, — без обиняков сказал Сорокин. — Если мы не остановимся, север падет.

— Так вот оно что. Значит, не из великой доброты душевной вы ко мне обратились. А потому что все посыпалось.

Сорокин коротко буркнул:

— Зато честно.

После короткой паузы в трубке снова заговорил Сорокин. Голос его звучал глухо, но твердо:

— Нам нужно встретиться лично. Радио и спутниковую связь могут слушать Основатели. Я хочу обсудить детали без лишних свидетелей.

— Лично встретиться? Вы серьезно? Думаете, я настолько глуп, чтобы ехать в лапы тем, кто еще вчера газом хотел нас травить?

— Не думаю, — спокойно ответил Сорокин. Но выбора нет. Если мы хотим хоть что-то согласовать, разговоры через провода не помогут.

Вадим постучал костяшками пальцев по столу, задумчиво глядя на связистов.

— Допустим. Но вот беда — доверия между нами нет и быть не может.

Сорокин тяжело вздохнул:

— Тогда у меня один аргумент, — и в трубке сменился голос. Говорил уже другой человек, коротко, ясно, без лишних слов:

— Я лейтенант Григорий Воробей, координатор группы, отравленной в Мурманск, — Вадим сверился через роевое сознание с памятью тех, кто знал Воробья лично. Голос, интонация действительно принадлежали ему. — Подтверждаю, ВССР больше не предпримет никаких действий без согласования. В Мурманске, Североморске слишком много омег, слишком много тех, кто уже перешел на нашу сторону. Сопротивляться бессмысленно.

— Принял, лейтенант. Отличная работа.

— Служу Пророку и Единству!

На линии снова появился Сорокин:

— Вот и все подтверждение. Теперь вы понимаете, что у нас нет вариантов. Так как насчет встречи?

Вадим медленно выдохнул, потом с иронией произнес:

— Ладно, убедили. Можете прилетать или приезжать в Новую Ладогу. Через три дня буду ждать вас там. Безопасный коридор обеспечим. Но предупреждаю: если кто-то из ваших попробует хитрить, я лично пущу вас в расход.

— Договорились, — ответил Сорокин. — Три дня. Новая Ладога.

Связь оборвалась. Вадим откинулся на спинку стула, криво усмехнувшись.

— Ну что, ребятки,