Марица - Александра Европейцева
Он закончил. В кабинете повисла тяжёлая, гробовая тишина. Его исповедь висела в воздухе, ядовитым маревом, и каждый из нас задыхался в нём по-своему.
Отец сидел, не двигаясь, его лицо было маской из боли. Леди Варц сохраняла ледяное спокойствие, но её пальцы с такой силой впились в подоконник, что казалось, гранит вот-вот треснет.
А я… Я просто смотрел на человека, который украл у меня всё. Не только сестру. Не только любовь отца. Он украл меня самого. И самое ужасное было в том, что в его рассказе не было злодейского хохота. Не было наслаждения от содеянного. Был лишь холодный, чудовищный расчёт, желание защитить королевство и этот мир от неконтролируемой угрозы.
— Ледарс, у меня не было цели убить твою дочь. Это лишь случайность, трагедия. Все, что я хотел сделать — защитить королевство! Защитить этот мир! Если маг может управлять Истоком, то страшно представить, что он может сотворить! Страшно представить, что смогут сотворить те, кто имеет на мага влияние.
Отец медленно поднялся. Казалось, не человек встал с кресла, а поднялась сама гора, долгие годы копившая в себе лаву. Его тень, удлинённая низким солнцем, накрыла Марца, и тот невольно отпрянул, впервые за весь разговор проявив не расчётливый страх, а животный, первобытный ужаст.
— Случайность? — его голос был не громким, а каким-то спрессованным, тяжёлым, как глыба гранита. — Трагедия? Ты… ты смеешь называть это такими словами?
Он сделал шаг вперёд. Пол под ним, казалось, прогнулся.
— Мне, — он ткнул себя пальцем в грудь, и звук был глухим, словно он бил по пустой бочке, — мне, её отцу, пришлось собирать её по кускам! В том проклятом порту, в грязи, среди брошенных ящиков и вони тухлой рыбы!
Его голос сорвался в хриплый, надсадный крик, от которого лицо леди Варц, обычно невозмутимое, исказилось ужасом.
— Я держал в руках… я держал её косичку, заплетённую утром няней! Она была липкой от… Я поднял её любимые туфельки! Красные, с бантиками! Она так их любила! Они были все в грязи и в… в крови! Я отскрёбывал её ногтями, пытаясь сделать чистыми, понимаешь⁈ ОТСКРЁБЫВАЛ КРОВЬ МОЕЙ ДОЧЕРИ С ЕЁ ТУФЕЛЕК!
Он закричал последние слова, и из его горла вырвался нечеловеческий звук — смесь рёва и рыдания. Слёзы, которых, казалось, не было в нём все эти годы, хлынули по жёстким щекам, оставляя блестящие дорожки на седой щетине.
— А её платьице… розовое, с кружевами… Его просто… его просто не было! Только клочья! И ты говоришь — СЛУЧАЙНОСТЬ⁈
Он рванулся вперёд и схватил Марца за воротник камзола, с силой, от которой затрещали кости. Лицо канцлера побелело, глаза выкатились от удушья и шока.
— Ты украл у меня всё! Ты отнял у матери её ребёнка, а я едва не сошёл с ума от горя! Ты превратил моего сына в живой труп, заставив его носить вину за ТВОЁ преступление! Ты сжёг мою семью дотла! И всё ради чего? Ради своей больной идеи о «благе королевства»? Ради знаний? Ты не спасал королевство, Нарвадул! Ты его УБИВАЛ! Изнутри! Медленно и методично! И я… я все эти годы кормил змею у себя на груди! Я слушал твои советы! Я доверял тебе!
Он тряхнул Марца так, что у того затряслась голова, и отшвырнул его обратно в кресло. Канцлер захрипел, судорожно ловя ртом воздух, его напускное достоинство окончательно развеялось, сменившись паникой.
Король отступил на шаг, его могучая грудь тяжело вздымалась. Он вытер лицо рукавом, смахивая слёзы с яростью, словно стирая проявление слабости.
— Ты не заслуживашь быстрой казни, — прошипел он, и в его голосе снова зазвучала привычная стальная власть, но теперь отточенная болью до бритвенной остроты. — Ты будешь сидеть в самой глубокой и сырой яме, что есть в моих темницах. Ты будешь жить. Жить с тем, что ты натворил. Каждый день. Каждую ночь. Вспоминая её лицо. И моё. И его. — Он кивнул в мою сторону, не глядя на меня. — До конца своих дней. И это будет твоим наказанием. А потом… потом мы поговорим о твоих друзьях из Иллюзиона. Очень обстоятельно поговорим.
Он повернулся к леди Варц, его глаза были пустыми, выжженными.
— Убери его с моих глаз. Пока я не передумал и не разорвал его голыми руками.
Леди Варц молча кивнула. Одним её взглядом дверь распахнулась, и стражи вошли, чтобы увести сломленного канцлера. Его больше не поддерживали — он шёл сам, пошатываясь, не в силах поднять голову, унося с собой в темноту коридоров тяжёлый, невыносимый груз правды и королевской ярости.
Глава 33
Заключение
Солнечный свет, густой и пыльный, упёрся в дубовый стол, освещая разложенные карты перемещений войск и рапорты о беспорядках в южных провинциях, спровоцированных арестом Марца два дня назад. Бумаги пахли сургучом, воском и тревогой.
Я стоял по стойке «смирно», ожидая, когда отец отведёт взгляд или махнёт рукой, отпуская. Обычно эти аудиенции длились ровно столько, сколько требовалось, чтобы выслушать его краткие, обезличенные указания. Сегодня было иначе.
Он молчал, вороша пергаменты, его лицо было каменной маской, но я видел, как дрожит перо в его руке. Воздух в кабинете был густым, как бульон, и я почти физически ощущал вес его невысказанных мыслей.
— Кронпринц.
Я вздрогнул, хотя его голос не был громким.
— Ваше Величество.
— Кузен Лориан, — он отшвырнул от себя один из свитков. — Пребывает в «глубокой печали» о здоровье канцлера. Собирает вокруг себя всех, кто недоволен арестом. Твоё мнение?
Вопрос повис в воздухе острым, отточенным лезвием. Не «Что скажешь?» или «Доложи!», а «Твоё мнение». Просто и ясно. От этого стало ещё страшнее. Я почувствовал, как спина покрывается ледяным потом.
— Лориан — трус, — сказал я, тщательно подбирая слова. Голос звучал хрипло. — Он не рискнёт открытым выступлением, пока не убедится в вашей слабости. Его нужно изолировать. Не силой — информацией. У него самого скелетов в шкафу достаточно.
