Потерявший солнце. Том 2 - FebruaryKr

Руки Фэн Чань дрожали, но она не позволила себе не то что уничтожить нефрит — даже коснуться будущего скелета не потянулась. Ей не переиграть брата в одиночку, значит, следует держаться плана куда более хитроумного Мастера.

Решительно тряхнув головой, девушка опустилась на колени и подняла крышку первого сундука. Вместо четырех амулетов внутри было только три — кто из двух пленников уже лишился жизни?

Это ее не касается.

Вытащив амулеты, она небрежно сунула их в правый карман. Следующий сундук раскрылся, показывая темное нутро, но и в нем было всего три амулета. Судорожно вздохнув, Фэн Чань коснулась одного из них.

Кончики пальцев закололо. Оба пленника мертвы. Три куклы, но осталась она одна.

Последний амулет она повесила себе на шею. Свою смерть она будет сама удерживать на кончиках пальцев, как нежную бабочку.

В конце концов, Мастер не просил приносить ему содержимое третьего сундучка.

Глава 31

Чайный дом был наполнен нежнейшими ароматами, тонкой вуалью окутывающими посетителей. С приближением холодов такие заведения приобретали куда большую популярность: запахи здесь заставляли вдыхать полной грудью и согревали изнутри, а прекрасная музыка и нежный смех девушек манили возвращаться снова и снова, будто посреди промозглой серости вдруг возник наполненный теплом и светом оазис.

Негромкие голоса, шорохи и тонкий звон посуды сплетались воедино, лаская слух. Вэй Чиен и вдыхал жадно, и слушал внимательно. Во дворце коридоры гулкие и холодные, и в них гуляет обманчивое эхо, а шепоты ядовиты, как змеиные укусы. Да и прислушиваться к ним не хочется, грязь цепляется за грязь, скатываясь в огромный бессмысленный ком. Секреты власть имущих вообще были на редкость противны и бесполезны — ими и воспользоваться не успеешь, только зря потеряешь покой и сон, а то и жизнь.

Музыкант занимал небольшой стол у окна, отделенный от зала плотными ширмами. Неспокойный год оставил свой отпечаток и на стенах чайной: часть разбитых окон была затянута бумагой, и лучи почти не проникали сквозь преграду, однако крайние стекла не тронули. Это место он выбирал чаще всего: солнце покидало его последним, надолго оставляя ощущение тепла на бледной прохладной коже. На столе исходил ароматным паром крошечный чайник, две чашки были упоительно тонкими и гладкими, и Вэй Чиен по привычке крутил одну из них в чутких пальцах, поглаживая теплеющий фарфор. Он получал неизъяснимое удовольствие от прикосновения к разным вещам, ощущая безукоризненную гладкость посуды или колкость грубой шерсти. Через кончики пальцев он напоминал сам себе о том, насколько огромен, сложен и восхитителен мир вокруг.

Он не знал, каким был фарфор: в зрячем детстве его окружала глиняная посуда. Отец объяснял ему однажды, что тот похож на тонкий лед и одновременно на полупрозрачные белые лепестки цветов.

Должно быть, это очень красиво.

Острый слух без участия разума разделял спутанные звуки, как терпеливая ткачиха разбирает ниточки шелка. Вот глуховатый низкий говор одного из охранников словно деревянные шары в плотном мешке, шершавый голос в мягкой оболочке. Сейчас этот голос звучит насмешливо и громко, проникая в самые дальние уголки чайной. Наверняка беседа со знакомым или приятелем, которого стесняться не стоило; слова Вэй Чиен пропускал мимо ушей. Охранник не был мерилом ума или доблести, но работу свою знал и никогда не пытался унижать тех, кто слабее, — за одно только это качество хрупкий музыкант готов был его уважать и никогда не совать нос в его дела.

Одна ниточка разговора сплеталась с другой, ловкие пальцы заставляли струны звенеть тонко и надрывно, наверху едва слышно скрипел пол. С тихим смешком мимо прошли две девушки, шурша подолами по полу; движения их были так легки, что даже шелеста одежд хватало скрыть невесомые шаги. Вэй Чиен едва заметно улыбнулся, прислушиваясь. За пределами ширм текла полноводная река времени, людей, звуков и чувств, а его словно вынесло на побережье, как пустую ракушку. Такие раковины хорошо прикладывать к уху в ночной тишине и слышать бесконечный шум волн — наверняка внутри у Вэй Чиена тоже бродит эхо чайного домика, только услышать память ракушки куда проще, чем память человека.

Бесконечное сукно звуков, где каждый на своем месте, но до сих пор не хватает всего одного. Знакомого, будто не было никаких потерянных лет и пустых обещаний, и вместе с тем совсем чужого. Вэй Чиен торопливо выпрямился, сгоняя с губ едва заметную улыбку. Тонкая чашка бесшумно опустилась на стол.

Ни к чему знать отцу, что теперь посреди черного и пустого мира шаги его стали тропинкой и путеводной нитью, ведущей не в будущее, а в прошлое — в то самое прошлое, когда вперед смотрелось с уверенностью и сладким предвкушением.

Шаги были весомыми, тяжелыми, но время между ними поделено неравномерно. Правая нога чуть спешила, левая же отставала, сгибаясь куда медленнее. Грубое полотно одежд шуршало сухо, а тонкий скрип подошвы царапал уши.

Монах пересек зал и зашел за ширму, принеся с собой зимний запах ветра и тревоги. Едва ощутимый поток прохладного воздуха скользнул по щеке Вэй Чиена, и юноша коснулся кожи, словно пытаясь поймать мимолетное ощущение.

Сдержанное дыхание, запах и близость другого человека — его не спутать ни с чем, даже лишившись разом всех оставшихся чувств.

— Долго же ты добирался, — проворчал Вэй Чиен. В уголках тонких губ притаилась усмешка.

Едва слышно скрипнули ножки, зашуршала плотная ткань, цепляясь за дерево. Звуки говорили так полно и однозначно, что зрение Вэй Чиену давно уже представлялось ненужным.

Монах глухо фыркнул и коротко постучал пальцами по столу, рассматривая приемного сына. Узкую фигуру музыканта облегала тонкая ткань цвета незабудок, и даже нижние одежды оказались уместными и по материалу, и по нежному светло-серому оттенку. Несмотря на незрячесть, он вполне справлялся с этой жизнью. Саднящая жалость к юноше была совсем неуместна, а вместе с чувством вины превращалась в едкое чувство беспомощности. Прятать его удавалось только под раздражением, пусть это и казалось самому монаху глупым, однако открывать истинные чувства было бы еще глупее и куда бессмысленнее.

— Не говори мне ничего, — нетерпеливо отмахнулся Вэй Чиен и усмехнулся, не боясь уколоть неудобным словом. — Просто слушай и записывай свои вопросы, не сбивай меня. Я ничего не понимаю в политике, но весьма неплохо разбираюсь в людях — уж точно лучше тебя.

Заслышав раздраженный вздох, Вэй Чиен легкомысленно улыбнулся и щелкнул ногтем по чашке. Тончайший звон заметался между