Саламандра - Полевка
Сканд и Тиро рассмеялись старой шутке. Сканд посмотрел в тарелку, она была уже пустая, он за разговором и не заметил, что поел. Отодвинув тарелку, покрутил ложку в руках.
— Ты бы видел, как Кирель схватил Лекса в первый вечер, прямо прижал и стал тискать, как наложника. Я уже подумал, что он его разложит прямо у всех на виду. От них обоих такой запах пошел, что император даже привстал, и ждал, когда присоединиться.
— А Лекс что? — удивился Тиро.
— Вывернулся, — хмыкнул Сканд, — заболтал, а потом шахматы вместо себя подсунул. И с Кирелем до рассвета играл. И, знаешь, Кирель утром вышел такой удивленный и задумчивый, что мне просто страшно стало. А потом мы поехали смотреть на требушеты эти дурацкие. А Кирель опять что-то увидел, ну, не то, что показывали, а что-то еще… Они о чем-то долго разговаривали с Лексом, а потом он его в имение увез, а когда мы вернулись, то застали их вдвоем, когда они целовались. Но Кирель его после этого как будто отпустил, знаешь, как додо с поводка. Мол, пусть маленький по комнате побегает, интересно, что он грызть будет. И что теперь делать, даже не представляю…
— Ну, что делать? — вздохнул Тиро, — можно или отпустить, как яйцо из рук, и посмотреть, куда покатится, или прижать и охранять, а там видно будет. Этот непоседа уже что-то затеял, про тигели свои вспомнил и якорь. Ну, зачем ему здесь, на суше, якорь? Только что дверь подпереть. И кузнеца позвал на завтра. Не знаешь, что ему надо?
— Интересно, что он задумал? — подобрался Сканд.
— Не переживай, мы узнаем об этом первыми, — Тиро рассмеялся, ты лучше расскажи, как там все получилось с требушетами…
А потом Сканд восторженно рассказывал Тиро, какие замечательные «меха-измы» получились у рыжика, не забывая ревниво упомянуть, как все воины вексилляции влюбились в Лекса и готовы за ним теперь и в огонь и в воду. А Лекс тихонечко отошел от двери и напряженно думал о том, что только что услышал. Угораздило же его встать попить водички среди ночи.
Сканд, как выяснилось, не просто влюблен, а реально любит. Ради влюбленности можно эпатировать общество безрассудной выходкой, но так, чтобы реально наплевать на мнение общества, в котором живешь… это уже на порядок серьезнее. А предложение быть фальшивыми любовниками только для того, чтобы иметь возможность прикрыть его спину…, ну и зад, от других самцов. Это все равно, что фиктивный брак, когда ты живешь с любимой женщиной в одной квартире, наслаждаешься ее дурным настроением, разгребаешь ее косяки, умиляешься ее выбрыкам, и все это ради того, чтобы ей было хорошо, и в ответ иметь возможность сказать ей: «спокойной ночи, дорогая», перед тем, как перед твоим носом закроют дверь спальни? Хм…
И вот что теперь со всем этим делать? Александр Борисович никогда не понимал жертвенности в отношениях. Он всегда считал, что и в сексе и в отношениях должно быть хорошо обоим. Поэтому всегда щедро дарил своим подругам себя. Свои деньги, свободное время, качественный секс, и свое красивое, ухоженное тело. Он всегда заботился о своих подругах, и не важно, в чем выражалась его забота: в приготовленном завтраке, или спонтанной поездке на выходные, чтобы покататься на лыжах, яхте, или просто погулять в Париже, или выпить пива в Кракове, но он все делал от чистого сердца и с желанием, чтобы хорошо было двоим.
Но стоило только почувствовать, что на него начинают давить или манипулировать, пытаясь принудить к тому, чего не хочется или еще хуже, когда девушка вдруг начинала разговор о детях и том, что она ради него отказалась, не сделала, очень хотела сама, но ради него пошла на жертвы, то он сразу сворачивал такие отношения. Он всегда говорил, что он не бог и не стоит приносить ему жертвы, как правило, после этого начинались скандалы, за которыми следовал разрыв. Он всегда переживал, когда очередная принцесса превращалась в жабу, но, успокоившись, переворачивал страницу жизни и начинал с чистого листа следующие отношения.
Рыжик тихо скользнул в свою комнату и, прикрыв дверь, забрался на подоконник. В прежней жизни он всегда был дающей стороной, и в сексе, и в жизни. Он всегда был лидером, он решал, что делать и как баловать, а от подруг не требовал ничего, кроме восхищения в глазах и восторженных попискиваний. Его это всегда заводило и стимулировало. Ради восторга и обожания в глазах очередной пассии он был готов на многое. Но у него всегда был внутренний рубеж, за который он не переступал, и этот рубеж проходил по границе личного комфорта… Он всегда считал, что там, где есть жертвы, не может быть нормальных отношений…
Лекс подобрал ноги и вдруг подумал, что раньше он всегда был самодостаточным, и ему никогда не приходилось рассчитывать на помощь других людей. Хотя нет, не так. У него были друзья, он помогал им, они ему, но это было другое. Он никогда не был зависим от чужой помощи. Он никогда не болел, ну сопли и растяжения не в счет, но он никогда не попадал в больницы и не становился зависим от чужой помощи. Ему никогда не надо было, чтобы кто-то сидел рядом и держал за руку, и поправлял одеяло. Он всегда был альфой и мог позаботиться о своих нуждах самостоятельно. Но теперь…
Теперь он был в теле принимающей стороны, и это было не только в сексе, но и в самой сути этой реальности… Он не мог защищать себя сам, ему необходимо найти старшего. Рыжик был младшим, это обусловливалось гормональной настройкой самого организма, и любая его попытка доказать свою «альфястость» наталкивалась на обязательное желание любого альфы доказать ему несостоятельность его попытки. Это как в собачьей стае, лидер всегда контролирует, чтобы стая не забывала, кто здесь старший. И, как сказал Тиро при встрече, его еще лет десять никто из альф не примет как равного себе, а любую попытку утвердиться воспримет как угрозу собственному статусу.
Теперь слова Киреля обретали совершенно другой смысл и звучание. Кирель не мог понять, почему младший вдруг начал себя вести, как старший. Как ему удается обойти гормональную настройку организма. Кроме этого, здесь все постоянно говорили о каком-то запахе… Лекс понюхал свою согнутую руку, потер за ушами и понюхал, чем пахнет. Пахло
