Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер
– Так, посмотрим… – пробормотал я, тормоша кудри над ухом. – На рассвете… произнеси слова… Ага. Ясно.
Я откашлялся, почувствовав себя почему-то глупцом, репетирующим роль в театре дурака-варвара. Ещё раз посмотрел на то, как смеются мойры, как жестока битва льва и змеи, как предупредителен жест Двуликого божества, останавливающий бога Времени от рискованных поступков. При взоре на барельеф моё нутро почуяло неправильность того, что я делал. Мне захотелось оставить затею и убежать, но лик отца, застывший в моменте обещания встретиться у Авентина, и Ливия, который рисковал всем, чтобы я дошёл до Регии, намертво прибили мои сандалии к мраморному полу.
– Не бойся, Луциан. Вперёд. – Я нашёл взором нужные строки, взял дыхание, как Царь священнодействий, объявляющий празднество в календу, и начал читать: – «Аион, бог Времени, бог Вечности и Бесконечности, прими тело моё, аки сосуд для энергии твоей. Прими мои плоть и дух, дабы ты не угас и исцелился».
Далее я был обязан испить из имплювия воду, смешанную с собственной кровью. Убрав свиток, я надрезал ладонь наконечником копья и опустил её в бассейн. Зачерпнув, испил, держа в уме строки: «Выпей воду из священной чаши, смешанной с кровью своею. И да будет вода сия холодна как лёд, ибо вечность есть холод; и да будет кровь твоя горяча, как огонь, ибо время разрушительно».
После обряда я вернулся в центр зала жреческих коллегий и, рассматривая тревожную картину на потолке, полностью передал свою судьбу Фортуне. Последними строками Нума Помпилий предостерегал, что «дар есть проклятие, ибо божий сосуд увидит прошлое, настоящее и будущее и на его душу наложатся печати откровений».
Я просто хотел спасти Рим.
Сначала эффекта не было, но, когда я потянулся к суме, чтобы достать свиток и перечитать рецепт, рука не послушалась. Моё тело сковало. Мышцы затвердели, связки натянулись, как цепи, которые контролировали движения. Я погрузился во тьму, и картинка отдалилась, будто я сидел и наблюдал со стороны.
– Сработало, что ли? – Я мог говорить, но никто мне не отвечал, и губы оставались намертво сомкнутыми.
Я постепенно привыкал к тому, что движения фантомны. Между тем бог, накинувший мою оболочку, осмотрел длани, покрутил ими, подвигал ногами, разглядывая ступни и пальцы. Ощутил, как на тело обрушился энергетический водопад – оно вошло в поток, как в бурлящий Тибр, и я позволил этому происходить, пусть от меня ничего не зависело.
Меня утянуло во тьму: сковало по рукам и ногам. Их засасывала липкими кандалами трясина моего ума. Как и с болотами, шевелиться означало сгинуть, посему я успокоил разум и наблюдал.
– Свершилось, – пророкотал Аион и исказил уста в смешке. – Я заполучил его тело.
– Аион, мой повелитель. – Второй голос я узнал тотчас же. – Нет счастья для меня большего, чем твоё сияние в тёмном римском царстве.
– Прекрати лебезить, Эгерия.
Нимфа вышла из тьмы, скрывавшей её. Я чувствовал, что в Регии не один, но впечатление, что мы с Ливием попались в страшный капкан, усилилось. Аион говорил с Эгерией, как с той, что поклонялась ему. Она не вмешивалась в ритуал, и это волновало меня больше всего, потому как, похоже, мы играли по их правилам. А наши рукировки оказались жалким фарсом, как перетасовка имён под плиниевым взором.
Обмануть богов невозможно. Зато они нас обманывали каждый день, как прожжённые карфагенские купцы.
Аион отмерил шагом пространство Регии и показал на потолок:
– Первым делом заменим мозаику. Она мне не нравится – восславляющая Совет богов, на который не позвали главное и вечное божество. Меня.
– Я распоряжусь. – Эгерия опустила голову, сцепив персты на небесной тоге. Её мягкую улыбку скрытной беспринципной дряни обрамили русые кудри. – Отныне Рим диктует порядки – его гегемония распространится на весь мир и даже на сам Океан, владыка. Я обещаю, что римская волна потопит под собою все земли от варварских до североафриканских. Римская Империя грядёт.
Аион погладил Эгерию по щеке, она отвела взгляд, подавляя улыбку. В её прозрачных очах клубился зелёный дым Тартара. Аион, помимо осанки и спокойного выражения лица, отличался от меня выдержанностью и глубиной гласа. Он возвестил:
– За сообразительность и верность мне ты получишь всё это, Эгерия. Ты продумала всё наперёд с этим человеком из Кира.
– Нума страдал по возлюбленной, а недоумкам-сенаторам понадобился мирный правитель. – Эгерия украдкой взглянула на божественный лик повелителя. – Так идут к звёздам – мне повезло. Могла ли я спустить им с рук политическое самоубийство? Всю юность я провела среди нимф, у которых вместо мозгов – звонкие мелодии. Они совершенно не понимали сестру, алчущую власти. Вместо того чтобы резвиться с безголовыми девами в ручье, я изучала его магические свойства – и открыла для себя алхимию. Обладая даром предвидения, пусть оно и несовершенно, я могла знать, по чьим головам пойти, чтобы достичь цели. Я научилась предсказывать и убивать, предсказывать и убивать, предсказывать и…
Я слушал, не веря своим ушам. Благодетельная Эгерия, правая рука и советница Нумы, оказалась последней злодейкой.
– Кровожадная сука, – прорычал я. – Как ты смогла совершить всё это?
– Человек внутри меня ещё в сознании, и у него есть вопрос, – внезапно заговорил Аион. Он с улыбкой помахал рукой около уха: – Удовлетвори любопытство идущего на смерть. Поведай, как тебе удалось оставить в дураках целый Рим.
– С удовольствием исполню последнюю волю твоего вместилища, владыка, – с притворной чуткостью промолвила Эгерия. Она вздохнула, играя пальцами и изображая смущение. – Я скромна, дорогой Луциан. Несмотря на амбиции императрицы Рима и его будущих колониальных земель, умею долгое время отсиживаться в тени. Я упорно обучала Нуму, чтобы не возникало вопросов о моей роли как наставницы. Он был толков, но… на свою беду верил, будто благопристойность и чистота духа превыше всякой силы. Я услышала о нём от сенаторов, которые на фоне перемирия с сабинами и таинственной гибели Ромула пришли к выводу, что им нужен царь-сабинянин. – Эгерия качнула головой, протянув: – Нума не соглашался на назначение, мне пришлось долго его окучивать. Но конец – венец творения не так ли?
Они слышат меня, решил я. Поэтому задал ещё один вопрос:
– Зачем же ты прокляла нас с Ливием?
– Человек интересуется о своей роли в судьбоносном спектакле, – тактично перефразировал Аион.
Эгерия вытянула губы, стрельнув взором.
710 г. до н. э., домус Туциев
– Прожив два десятка лет, оба проклятых
