Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер

Стая стриксов неподалёку расправлялась с мертвецами за милую душу. Как стервятники, они перебегали от нежити к нежити, вонзали в жертву острые когти и потрошили клювами. Вытягивали внутренности, ловя по пути тех, кто пытался сбежать.

– Мне это будет сниться, – повторил я.

Спешившиеся легионеры рассредоточились по засадам. Карфагенский командир подбежал ко мне и отчитался, будто беря пример с остийского центуриона:

– Главнокомандующий сенатор Ганнибал Магон передал вам рукопожатие через море. Мой легион полностью в вашей власти.

– Ганнибал! – обрадовался я, будто услышал имя старого друга, а не того, кого видел ещё вчера. Я поразился: – Какого Орка вам удалось оседлать стриксов?

– Особь, которую вы с напарником пощадили, разумна. Рано утром, после вашего отлёта, она привела стаю ко дворцу. Мы приготовились к нападению, но сенаторы Магон и Астарбел остановили нас. А затем мы услышали голос вампира в голове. Он сказал лишь, что желает воздать благородным охотникам.

«А-а-а, во дела, – закатил глаза я, – придётся признать, что умник Ливий оказался прав, что стрикса нельзя убивать».

Пусть и пытался скрыть, но я беспокоился за него – если выстоять против двоих сложно было даже мне, ему пришлось и вовсе не сладко. На него напали не абы кто, а родители, но он поставил на кон свою жизнь, чтобы я продвинулся дальше. Всё, что я мог, – просить о помощи карфагенян:

– Стягивайте войска к форуму, но сохраняйте дистанцию в милю, чтобы не пострадали мирные жители. Мой спутник в опасности, пожалуйста, нагряньте первым делом туда. – Я показал в направлении места, где оставил семейку. – А ещё не давайте стриксам наедаться – они станут неповоротливы и ленивы.

– Будет исполнено. Мы поможем.

Оставив карфагенских воинов с их миссией, я двинулся в путь, держа в уме последнее пристанище – Регию. Там я и планировал провести ритуал, который спасёт горожан от гибели в безвременье.

Тем временем в полутора милях от Палатина

– Могла же остаться хотя бы одна… – шёпотом молился Ливий, вцепившись одной рукой в амулет Танит, а второй шаря в суме.

Со лба скатывались крупные капли пота и срывались с волос. Ливия пошатывало, его кожа неумолимо принимала оливковый оттенок – он обращался в ходячего мертвеца прямо на глазах.

Родители готовились к новому нападению. Антоний взбесился, что ему не досталось крови сына, пока Кирка, умываясь, едва не лишилась дырявой челюсти.

Ливий не нашёл последней склянки с зельем, но наткнулся на что-то вязкое и мокрое. Он вытащил несколько водорослей. Перед глазами двоилось, но Ливий сумел понять, что их подложил Луциан.

– Зачем… – одними губами пролепетал он.

Ливий приподнял тунику, кусая губы в болевом стоне, и наложил на рану водоросли, которые волшебным образом сохраняли сок всю дорогу. Только они налипли на плечо, выздоровление пошло полным ходом.

«Спасибо, – мысленно поблагодарил друга Ливий, глядя на апельсиновый горизонт, – я протяну ещё немного».

Свирепый от голода Антоний атаковал, разгоняясь на бегу. Ливий увернулся от прямого удара, ушёл от бокового, отпрыгнул, оставив кинжалом алый серп на шее отца, но этого было недостаточно. Антоний совсем не давал к себе подойти, к тому же Ливию приходилось держать в поле зрения мать, которая поднималась за добавкой.

Живая стена из горожан ограничивала пространство Священной дороги. Антоний с Киркой воспользовались ахиллесовой пятой местности и перестроились: они взяли Ливия в кольцо – отец шёл со спины, а мать – спереди, качаясь на полусогнутых.

Эгида не прилетел.

– Мне не победить. – Ливий предпринял отчаянный шаг: он запустил руку под тунику и отстегнул с набедренного ремня маску Вызванного Солнца. – Прости, Луциан. Я не сдержал обещания не надевать маску, но, если не надену, нарушу обещание змеи не потерять голову. А пока есть голова, – он поднёс артефакт к лицу, – есть чему носить в себе бога.

Молясь, чтобы путешествие в глубины разума не вышло в один конец, Ливий передал своё тело богу.

Начался дождь. Лишь капли достигали кожи покойников, их, как кольями, прибивало к земле. Они падали безжизненно, более не в силах подняться. Если бы Ливий повременил, он мог бы увидеть в небе дятла, проливающего на Рим священные воды из фонтанной чаши, которую держал в клюве.

Ливий погладил недвижимых родителей по головам и на границе сознания мысленно сказал им: «Туций – прирождённая змея. Кому, как не мне, знать, что любое противоядие готовится из яда».

Плиний натолкнул Ливия на верную мысль:

«Зелья сварены на основе целительной воды, которую заколдовала Эгерия. Выводы?»

Основа яда, которым Плотий удобрил земли некрополиса и городские улицы, – целительная вода. Очередное доказательство, что за ниточки дёргала нимфа из Ариции с доступом к магическим ручьям. На их основе были изготовлены яды для детей, носивших в себе кровь проклявшей их прорицательницы. Те яды, что убивали живых мертвяков, которых не брало оружие.

Противоядие же снимало проклятие. Тела мертвецов становились покойными, как и положено неживым. По всему городу усопшие легли на землю: это видели легионеры Остии, воины Плиния и Карфагена, это заметил и Луциан.

Всадники стриксов по его просьбе также прилетели к Ливию на выручку, но им остались лишь кости: вызванный бог ушёл, оставив Антония обнимать Кирку неестественно согнутой рукой. Рядом валялся ритуальный кинжал.

Тем временем около Регии

– У шельмы получилось. – Стоя одной ногой на лестнице, я подставил лицо живительной влаге и засмеялся.

Я взбирался на Палатин, откуда вещал Нума Помпилий в день мартовских агоналий. Оборачиваясь, я видел жителей Рима как на ладони, танцующих салиев, среди которых не хватало одного притворщика по имени Ливий. События казались далёкими. Не мог вообразить, какой великий путь мы прошли. Дело оставалось за малым.

Миновал жреца, застывшего с ритуальным ножом над ягнёнком, в немом вопросе: «Приступаю, Царь священнодействий?»

Поднялся выше и наконец увидел трон государя. Моему изумлению не было предела. Я спустился, обшарил жреческое ложе, поднялся выше, затем вновь подошёл к Нуме, но не нашёл женщины, что восседала рядом с ним в злополучный день.

– Гадины Эгерии нет! – вслух возмутился я.

«Она точно предательница. Но как она провернула всё это? А главное – зачем?»

Не теряя ни минуты, я поднялся на холм и оказался перед входом в Регию. «Душа Рима» упоминалась в царской рукописи как «место, где должно совершиться перевоплощение». Время выбрано подходящее – зарница между ночью и утром: первые лучи проливались на белоснежное здание, в них поблёскивали металлические кольца ворот, за которые я потянул. Двери поддались с продолжительным скрипом.

Внутри горел