Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

Он был не единственным гостем.

Увиденное будто рывком вернуло его в прошлое. Картина из воспоминаний наложилась поверх той, что предстала перед ним сейчас. Перед глазами снова сияла золотом незаконченная Печать Перемещения, будто он опять был в том проклятом переулке с Квинтом Корвином и Орхо у его ног. Темный человек снова держал за руку бездыханное тело. Только теперь Луций видел лицо нападавшего. Он знал его.

Гней Арвина стоял в центре комнаты Талии. А на полу лежала она сама.

В голове не осталось ничего, кроме привкуса дурной иронии. Тело же двигалось, опережая сознание. Луций прыжком влетел в спальню и резким ударом под колено подсек Арвину, заставив грузного мужчину рухнуть на пол. Печать потухла – комната погрузилась в плотную темноту. Подхватив Талию, Луций с размаху влепил ей затрещину, разрушая сонные путы. Она открыла глаза и ошалело уставилась на него.

– Какого…

– Зови Сайну, – оборвал ее Луций и вскочил на ноги, загораживая девушку от Арвины.

– Не дозовется, – процедил Гней, – мамаша сегодня в другой постели.

Луций бросился к нему. Вспыхнувшие за спиной искры печати выхватили из темноты искривленное лицо Арвины-старшего. Талия, кое-как разобравшись в происходящем, уже чертила что-то в воздухе. Скорее всего, сигнал. Ориентируясь на подсвеченный силуэт, Луций рванул вперед, зашел сбоку. Он надеялся обездвижить Арвину, заломить ему руки, но не успел – пальцы проскользили по полированному бронзовому наручу. Гней с неожиданной для своего веса и возраста прытью отступил в тень. Прежде чем Луций успел расчертить печать, тот скороговоркой прошипел заклинание, обрушивая на Луция Печать Сети.

Он рухнул на колени, придавленный тяжестью, от которой уши пронзила боль. За спиной раздался сдавленный вскрик Талии. Ее незаконченная печать погасла. В блеске орнамента Сети Луций теперь отчетливо видел, как Гней брезгливо отряхивает плащ, без труда контролируя две печати разом. Луций с усилием вытянул вверх дрожащую руку и попытался прорвать пальцем узор над собой.

– Pli forta, – произнес Арвина, подходя к Луцию. – О, парень, да ты маг. Повезло мне сегодня, два по цене одного.

Голову сдавило до невыносимой боли. Луций слышал только стук собственного сердца и треск костей. Совсем недавно на такую же ужасную смерть он обрек несчастного пьяницу Ерлана – еще одна злая ирония. Арвина ведь даже не понял, кто ему попался. Гней видел перед собой пухлощекое плебейское лицо, усыпанное веснушками. Луций всеми силами старался оставаться в сознании. Он не знал, что отец Праймуса сделает, если узнает его, – убьет на месте? Так же похитит? Вряд ли отпустит с извинениями.

Со свистом втягивая в сдавленные легкие воздух, Луций бросил на Гнея полный ненависти взгляд. Страх за свою жизнь парадоксально тонул в жгучей, выбивающей слезы обиде. Он ведь был прав. Во всем прав – вот Гней Арвина, один из первых приближенных Тита Корвина, на его глазах похищает мага. А Луций уже даже не хотел этого знать. Почти вырвался, почти сбежал от этой загадки. В его плане не было ни единого изъяна. Три дня – и он плыл бы с Орхо в Тиришар, подальше от проклятой корвиновской клики. Он нигде не ошибся. Он просто не туда сунулся в самое неподходящее время. Снова!

– Зачем? – выдавил он, цепляясь ногтями в пол. – Зачем вам маги?

– Не твоего ума дело, Младший. Считай, что послужишь на благо Республики.

Арвина отошел к двери, на которой виднелся жженый след Печати Тишины, и дважды постучал. В проеме показались двое вооруженных людей. Луций узнал охранников Праймуса. Два почти одинаковых эвоката с землистыми потрескавшимися лицами безразлично посмотрели на пленников. Один из них туповато улыбнулся, глядя на скорчившуюся на полу полуголую Талию.

– Четверых я не унесу, – сказал Арвина, понизив голос, – я заберу девку и Тарекса. Калир, разберись с этим мальчишкой. Он попал сюда через двор. Уйдешь таким же путем. Проход за ясенем, в правом углу. Да зайдите вы уже и закройте дверь, кретины. – Он нетерпеливо втащил одного из охранников в комнату.

Прежде чем второй переступил через порог и дверь с Печатью Тишины закрылась, Луций закричал.

Легкие едва раскрывались даже для дыхания. Крик дался Луцию тяжело, но он вложил в него все свои силы. Он вышел сдавленным, мучительным, но разорвал тишину Лотии, эхом пронесся по коридору и вылетел в окно, распугав сидевших на дереве птиц.

Как будто кого-то в борделе можно привлечь криком. Но попробовать стоило.

– Ах ты сученыш живучий. Калир, выруби его, – прошипел Арвина. – Pli forta!

Луция вжало в пол. Теплая струйка крови из уха побежала по шее, и так же закровило разодранное криком горло. Перед глазами плыли ширящиеся темные круги. Он терял сознание.

И тут Луция ослепило и обдало жаром, который выжег сдавившую тело тяжесть. Он судорожно вдохнул раскаленный воздух и закашлялся. В голову волной ударила кровь. Сквозь темноту он увидел вспышку невыносимо яркого, солнечно-белого пламени. Оно оборвало крик одного из эвокатов. На голову Луция легла знакомая теплая рука.

– Знал, что ты встрянешь во что-то подобное.

Комнату заполнили дым и отвратительный запах обожженной плоти. Перед глазами все поплыло. Луций отчетливо видел только обратившееся в уголь тело наемника, которого Арвина называл Калиром. Луций слышал полный боли вопль Гнея Арвины, но не видел ни его, ни Тарекса. Орхо стремительно пересек комнату и встал у двери, чтобы не дать им уйти. В этот момент Луций увидел золотистый блеск у стены.

– Внут… – попытался крикнуть он, но снова закашлялся кровью.

Дым из комнаты потянулся во внутренние коридоры Лотии. Гней Арвина исчез в тайном проходе. Откуда он вообще знал о нем? Луций попытался вскочить и броситься за ним, но рухнул на пол, в ярости скребя ногтями деревянные половицы.

В ушах звенели осколки его тщательно выстроенного плана.

Тарекс. Проклятый охранник Праймуса. По стечению обстоятельств – единственному удачному в сложившейся ситуации – Луций оказался в комнате Талии с чужим лицом. Но Орхо показал свое. Гней Арвина прежде не видел раба Луция. А вот Тарекс сталкивался с ним, и не раз. В Лотии. В поместье Авитусов, когда Праймус посещал Луция. Идиот. Строптивый, непокорный идиот – Луций просил у него три дня. Конечно, он не послушал.

Он закрыл глаза и задержал дыхание. По горящим легким расползалась горькая и густая, как смола, предопределенность. Она охватывала его и застывала янтарем, отчего его тело и мысли каменели. Кошмары, что преследовали его по ночам, в которые он отчаянно не хотел верить,