Слеза Иштар - Lark A. Bratenska
Если ты читаешь это, значит, наследие нашей семьи наконец проявилось в тебе. Твой диагноз – не болезнь, а признак того, что твой разум способен воспринимать больше измерений, чем доступно обычным людям. В нашем роду всегда были те, кто мог видеть сквозь завесу времени. Ты – воплощение Ртути, посланника между мирами. Твой дар рисования – это способ запечатлеть то, что ты видишь за пределами обычной реальности. Не бойся того, что происходит. Когда придет время, следуй за зовом часов…»
– Ртуть?! – Тим хлопнул письмом по столу. – Выходит, мама знала, что я не обычный? Почему ты не сказала всё тогда, мама?!
Он посмотрел на «портрет Орисс», который светлым пятном распластался на захламлённом столе. Покачавшись на месте 30 ударов сердца, Тим бережно сложил портрет и письмо в кожаную обложку и убрал в потайной карман сумки.
– Кто из вас знает все ответы? – крикнул он в пустоту ночи, – Лорд Вульф? Мсье Ренар? Или ты, Орисс?
Замотавшись маминым шарфом по самые глаза, Тим натянул свою любимую твидовую шляпу и шмыгнул за порог.
***
Тим ворвался в дом Вульфа, сбив горшок с геранью.
– Вы ведь всё знали! Расскажите мне уже, что такое Ртуть. Причём я?
Лорд Вульф стоял у окна в потрёпанном халате, с трубкой в руке. Он выглядел усталым и постаревшим.
– Могу только рассказать о твоём появлении в Клокхолле, которое я наблюдал собственными глазами. Что или кто такое Ртуть – вопрос не ко мне. Отыщи мсье Ренара.
– Допустим. И как же я появился в Клокхолле?
Перед Тимом стоял тот самый господин в норфолкском костюме и плаще-разлетайке.
– В то утро я, по своему обыкновению, завтракал на летней террасе «Шхуны». Погода стояла чудесная, но внезапно словно спустились тучи и замер воздух. Я подумал, что гроханет гром и молния рассечёт небо пополам. Но… выпрыгнул ты! С безумным взглядом и растрёпанными разноцветными волосами. Ты сразу перешёл к делу, спросил, в какой стороне Башня Часовщика. Убежал к Часовщику. А потом…
– Что?!
– Ты вернулся… Пустым. Как механизм, заведённый на выполнение одной задачи. Часовщик поручил мне обучать тебя истории разных эпох. Каждую неделю я должен был передать тебе огромный крафтовый конверт без всяких объяснений. Ты рисовал. И за эти месяцы, что ты здесь…
– Месяцы?!
– Да, скоро полгода будет уж…
– Я уже шесть месяцев здесь и НИЧЕГО не помню? А Вы всё знали и молчали ДО СИХ ПОР! Что с Вами не так?
Тим нервически запрыгал по кабинету.
– Вы – предатель! А я считал Вас другом…
– Тим, я делал, что велел Часовщик…
– Предатель!
Лорд Вульф стоял неподвижно, принимая каждое обвинение как удар. Он мог бы защищаться, мог бы объяснять, что следовал приказам, что боялся за Тима, что не знал всей правды. Но вместо этого он молчал, позволяя мальчику выплеснуть свою боль.
Потому что Тим был прав. Он предал его своим молчанием.
– Я заслуживаю твоего гнева, – наконец тихо сказал Вульф. – И не прошу прощения.
Он медленно подошел к окну, глядя на город, который с каждым днем становился всё больше похож на творение Тима, а не Часовщика.
– Знаешь, Тим, за долгие годы я видел падение империй и рождение новых миров. Я служил королям и богам, предавал и был предан. – Он повернулся к художнику, и его глаза были полны древней усталости. – Но никогда… никогда я не чувствовал такого стыда, как сейчас, глядя в твои глаза.
Вульф знал, что его следующие слова могут стоить ему всего. Часовщик узнает о его предательстве, он всегда узнаёт. Но впервые за тысячелетия Вульф чувствовал, что делает правильный выбор.
– Часовщик не тот, за кого себя выдаёт, – сказал он. – Он использует твой дар, твою способность создавать миры. Каждый рисунок, который ты делаешь по его заказу, становится реальностью, тюрьмой для тех, кого он считает угрозой своему порядку.
Тим застыл, пытаясь осмыслить услышанное.
– Я помогал ему, – продолжил Вульф. – Из страха, из привычки подчиняться… из трусости. – Последнее слово он произнес с горечью. – Но больше не буду. Даже если это будет стоить мне жизни.
В этот момент Вульф почувствовал странное облегчение. Словно тяжесть, которую он нес тысячелетиями, немного уменьшилась. Это была его жертва – безопасность, положение, возможно, сама жизнь. Но впервые за долгое время он чувствовал себя… свободным.
– Ты не прав, Тим. – Из темноты выплыла фигура Орисс. – Он не предатель. Он щит, который треснул под ударами Часовщика.
– Допустим. Но ты-то знала! Тот «твой» портрет…
– Я надеялась, что лицо матери пробудит твою «замороженную» память.
– Ты тоже…
– Предательница? – улыбнулась Орисс, – да, я предательница. Но если бы я всё тебе сразу рассказала, ты бы поверил? Ты бы всё вспомнил?
Она схватила руку Тима и провела пальцем прямо по шраму.
– Аааа! – Пурпурный свет брызнул из ожога, запахло озоном и медью.
– Боль – твой компас, Тим. – Её ногти впились в его кожу. – Часовщик украл прошлое… но настоящее в твоих пальцах. В этой боли…
Орисс медленно закатала рукав на левой руке. На запястье светился шрам – семиконечная звезда. Метка тех, кто был рядом со Слезой.
– Я тоже ношу след катастрофы, – тихо сказала она. – Когда Слеза разделилась, я была там. Моя мать была там. Твоя мать была там. Мы все связаны этой болью, Тим. И эта боль – единственное, что не может украсть Часовщик.
Тим смотрел на два шрама – свой и Орисс. Пурпурные лучи на его ладони и семиконечная звезда на её запястье. Две метки одной трагедии.
За окном звякнули бубенцы. В стекле мелькнула тень и два золотистых глаза.
«Ты думаешь, что потерял память, Тим? Нет, ты просто спрятал её от самого себя. Умный ход! Если не помнишь, что можешь летать, падение не так страшно».
Глава 7: Башня Часовщика
Тим скатился по перилам и вынесся на улицу. В бледном свечении полной Луны на фоне толстенного дуба выделялась чья-то тень.
– Отвечай!
– Так не было вопроса, mon cher Тим. – Тень отделилась от ствола.
Неожиданно для себя Тим заметил, что у мсье Ренара разные глаза: один – золотой, другой… пугал своей бездонностью и алым свечением. Оба – ярко полыхали в темноте. Голову Шута покрывала та самая невообразимая шляпа.
– Почему она такая странная?
– Тебе лучше знать, Тим-Тим-Тимми… – фигура растекалась, видоизменялась, растягивалась.
– Ты скопировал мой детский голос! Не мельтеши! Стоп!
Тотчас
