Слеза Иштар - Lark A. Bratenska
Тиму показалось, что кислород закончился, а последний – двенадцатый – ярус все не приближался, хотя он на бешеной скорости скользил по стерильному полу.
– Неужели ты так меня боишься, старик?! Или думаешь, что не замечу величие твоей задумки?
В ответ лишь шипение невидимых поршней.
– Можешь прятаться, сколько влезет, но ответь: зачем ты лишил меня памяти? Зачем украл мою самость? Неужели твои цели настолько безумны, что я бы не согласился рисовать для тебя по собственной воле?
Тим «вкатился» в просторную, идеально круглую залу. В центре – монолитный стол-консоль. Экран разделён на 12 секторов, в каждом из которых мерцают разноцветные значки-клинышки.
«Вот оно. Центр управления. Здесь он контролирует весь Клокхолл, – Тим подошел ближе к консоли. – Каждый сектор – это квартал? Или целый мир?»
– Знаешь, Часовщик, а такая интерпретация моей часовой Башни очень-очень смелая, модернистская даже. Тьфу, футуристическая! Словно я на космическом корабле каких-нибудь вулканцев.
Невидимый люк в стене приоткрылся и оттуда выскользнула невысокая фигура в тёмно-сером плаще с капюшоном.
– Ты все время что-то говоришь, Тим, но всё не то, – проскрежетал Часовщик, – если пришёл за ответами – задавай. Если хочешь праздно поболтать, позови своего дружка Ренара.
Легко тренькнули бубенцы, а в куртке у Тима закопошилась карта. Он прижал карман к груди и заглянул в карие поглощающие глаза хозяина Башни.
«Наконец-то. Лицом к лицу. Человек, который украл полгода моей жизни. Который стер меня, как ненужный набросок. Почему я не чувствую удовлетворения? Только… пустоту».
– Ты прав, старик. Вопрос я тебе уже задал или ты глуховат? Зачем? Чего ты так испугался во мне?
– Хаоса! И если остальные как-то могут управлять своими безумными порывами, то тебе такое не знакомо. Никакие лекарства не смогли заглушить твой неуправляемый хаос.
«Лекарства. Он знает про таблетки. Он знал всё с самого начала. Наблюдал за мной еще в том мире? Сколько времени он следил?»
– И всего-то? – Засмеялся Тим. – Как же ты управляешься с Аритмиксом и его плеядой? Хотя не отвечай, это не тот вопрос. Зачем тебе такой хаотичный и неуправляемый я?
Часовщик молчал, внимательно изучая художника.
– Боишься, что я не пойму твоего гениального замысла? А вдруг я стану самым ярым его поклонником! Или ты думаешь, что я рад своему неуправляемому хаосу внутри?
– Знаю, что не рад, иначе бы не попал сюда. Я надеялся, что обойдётся без крайних мер, но ты не контролировал свой дар и начал перерисовывать реальность.
– Мог бы объяснить, а не лишать памяти. Я полгода чувствовал себя пустышкой, без прошлого, без истории, без души. Ты такой хочешь мир?
«Полгода пустоты. Полгода жизни марионетки. Я рисовал, ел, спал, но это ничего не значило. Не было мамы. Не было дома. Не было меня. Только рука с карандашом и приказы».
– Нет. Я хочу красивый, уравновешенный мир. Без резких контрастов. Я много думал, наблюдал и понял, что если убрать из мира отъявленных злодеев и душегубов, а также тех, кто мнит себя святыми или непорочными, то получится вполне себе…
– Серый мир! – не понятно откуда в зале материализовался ещё один старик, чем-то смутно напоминавший Часовщика, но в пёстром наряде.
– Для тебя всё серо, Аритмикс, что не танцует, не поёт, не брынчит и не переливается всеми цветами радуги.
– Когда мы с тобой рассуждали об идеальном мире, мой старый друг… – Внешний вид Аритмикса менялся каждую секунду, перетекая из одной эпохи в другую. Иногда синхронизация не срабатывала, и он мог предстать в рыцарском шлеме, капри и кроксах.
– Я думал, что вы… враги. – Тиму каким-то чудом удавалось сохранять неподвижность своих ног и рук.
«Друзья? Как? Порядок и Хаос – друзья? Но тогда… всё это время… спектакль? Для кого?»
Аритмикс взорвался хохотом и по серым стенам Башни замерцали разноцветные огоньки.
– О, Тим, какой ты невероятный! Мы с Часовщиком очень давние друзья. И вот однажды мы поспорили…
– Однажды, Тим, Аритмикс вынудил меня заключить пари…
– Я очень рад за вас, друзья, но я пришёл узнать, зачем Часовщик украл, стёр или заморозил мою память? – Наконец-то Тиму удалось сделать пару прыжков.
– Что, мой старый друг до сих пор… – Аритмикс как-то странно посмотрел на Часовщика.
Рядом с Тимом появилась Орисс и прошептала:
– Посмотри, ты не замечаешь ничего странного?
Художник отрицательно помотал головой.
– Их будто притягивает друг к другу… Но тут же отталкивает… И словно нить…
Орисс прищурилась, пытаясь разглядеть то, что скрывалось за пределами обычного зрения. Без очков она видела истину – и истина была пугающей.
Между Часовщиком и Аритмиксом натянулась тонкая серебристая нить. Она пульсировала в такт их дыханию. Когда один делал шаг вперед, другой непроизвольно отступал на такое же расстояние. Когда Аритмикс смеялся, Часовщик морщился, словно от боли.
«Они связаны. Физически связаны. Как… две половины одного целого? Или как близнецы? Нет, это что-то другое. Что-то более глубокое и более страшное».
– Если вы все оставите нас наедине с Тимом, я смогу ответить на его вопросы, – прошипел-проскрежетал Часовщик.
***
– Смотри, малыш, какие прекрасные миры мы с тобой создали! Твой безграничный талант и моя безупречная организованность творят чудеса! Ты только присмотрись, – Часовщик ткнул пальцем в одну из голограмм, – какие идеальные линии и кривые! Всё согласно «золотому сечению» и числам Фибоначчи.
– Допустим, а где люди, растения, звери?
Часовщик покряхтел, будто подбирал понятные слова.
– Не все сразу, малыш. Сначала – идеальный дом, затем – идеальные жильцы.
– Ты хотел сказать, идеальный аквариум или клетка? А вдруг твоим «идеальным» рыбкам или хомячкам не понравится их «идеальный» домик, и они решат обустроить его под себя, что тогда?
Часовщик насупил брови и тяжело посмотрел на Тима.
– А, знаю! Ты сотрёшь им память, как и мне!
Художник подскочил к столу и провёл рукой сквозь проекцию, та содрогнулась и медленно вернулась к первоначальному виду. Тим подошёл к другой и уже занёс руку, но замер, внимательно всматриваясь в изображение.
«Подождите… Это… Это мой зиккурат. Но не такой. Где ослик? Где люди с корзинами? Где жизнь?»
Он перешел к следующей проекции. Японский сад. Но без красных дверей чайного домика. Без фонаря. Без женщины в кимоно.
Следующая. Мост. Пустой, стерильный, идеальный.
«Он вырезал всё живое. Всё несовершенное. Всё, что делало эти миры… настоящими».
– Я рисовал не это! Было по-другому! – Он обернулся к Часовщику. –
