Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

Нэн кивнула, сжала свёрток, будто ключ, открывающий небо. Илай смотрел, и в груди шевельнулось беспокойство — та Нэн, что дрожала на аукционе, растворялась с каждым словом отца, оставляя тень, жаждущую власти. Алан повернулся к Винделору, протянул карту — потёртую, с выцветшими линиями, но живую.

— Маршруты к Чёрному морю, как обещал, — сказал он. — Тропы, города, перевалы. Береги её.

Винделор взял карту, не глядя Алану в глаза, сунул за пазуху, пальцы скользнули по плащу.

— Доставлю Нэн в «Тридцать первый» целой, — буркнул он, голос хриплый, как шорох ветра. — Это всё?

— Да, — кивнул Алан. — Удачи.

Нэн обняла отца, но объятие было быстрым, деловым, как сделка. Илай поймал взгляд Алана — холодный, острый, как лезвие, взвешивающее товар. Он отпускал Нэн не как дочь, а как ставку в игре. Винделор шагнул к двери, троица покинула кабинет, оставив гул стройки и запах краски, цеплявшийся к одежде, как дым.

Они вышли через северные ворота — грубые, необтёсанные, с вырезанными весами и монетами, блестевшими в утреннем свете, как отголоски «Тридцать первого». Илай оглянулся: башни, рынок, крики рабочих — всё дышало знакомым ритмом, будто город не рождался, а копировал старшего брата, добавив штрихи новизны. Нэн шагала впереди, сжимая свёрток, не замечая схожести — или не желая. Её взгляд был прикован к горизонту, где ждал триумф.

Руины встретили холодным ветром, гнавшим снежинки на обломки, острые и живые. Дорога к «Тридцать первому» вилась через остатки старого мира — разбитые стены торчали, как кости мёртвого зверя, покрытые снегом. Брусчатка трескалась под ногами, проваливалась в ямы, где чёрная вода застыла льдом, отражая тусклое небо. Винделор шёл первым, плащ колыхался, рука на ноже — привычка, жившая глубже усталости. Он останавливался, прислушиваясь: вдали лаяли собаки, за развалиной мелькнула тень, слишком быстрая для человека.

— Держитесь ближе, — бросил он, не оборачиваясь, голос резал тишину, как лезвие. — Тут не только псы.

Илай сжал винтовку, металл холодил ладони сквозь перчатки. Взгляд цеплялся за детали: ржавый остов телеги утонул в снегу, осколки стекла блестели в рамах, как глаза мёртвого города. Руины дышали заброшенностью, но в тишине таилось живое — шаги мародёров или эхо их дыхания. Нэн шагала молча, лицо напряжённое, пальцы теребили шнурок свёртка, будто он был якорем.

Путь занял часы. Протоптанная дорога давалась легче, но солнце не пробило тучи. Раз Винделор замер, подняв руку. Из-за груды кирпичей донёсся скрежет, будто металл волокли по камням. Илай вскинул винтовку, сердце стукнуло, но Винделор покачал головой.

— Ржавый лист на ветру, — пробурчал он, голос низкий, как гул земли. — Идём.

Руины редели, открывая пустырь, за которым чернели ворота «Тридцать первого». Стальные створки возвышались, покрытые инеем, блестевшим в слабом свете. Резьба весов и монет проступала сквозь грязь, как знак судьбы. Город ворчал вдали: дым поднимался над башнями, молоты стучали, смешиваясь с криками стражи.

Винделор остановился, глядя на ворота. Илай встал рядом, сердце билось быстрее — возвращение было шагом назад, в прошлое, что он хотел забыть. Нэн подошла последней, взгляд прикован к городу, в глазах искра — не страха, а предвкушения, холодного и острого.

— На месте, — тихо сказала она, сжимая свёрток, как оружие.

Ворота скрипнули, выпуская пар, створки разошлись, как пасть зверя. Зима сковала пустырь льдом, наст хрустел под сапогами, припорошенный снегом. Стража — двое в меховых плащах, с копьями, чьи наконечники блестели инеем, — шагнула навстречу. Лица обветренные, красные, суровые, дыхание вырывалось клубами.

Нэн выступила вперёд, протянула свёрток. Пальцы развязали шнурок, вытащила бумагу с печатью Аласадов — чёрной, с весами, казавшимися живыми.

— От Маркуса Аласада, — сказала резко, голос прорезал морозный воздух, как нож. — Документ дома Аласад.

Старший стражник, с седой бородой из-под капюшона, взял бумагу, глянул на печать, кивнул.

— Проходите, — буркнул он, отступая. — Без досмотра.

Винделор и Илай двинулись, плащи хлопали на ветру, руки прятались в рукава от холода. Илай глянул на стражников — те отвернулись к воротам, будто их не было. Нэн шагала последней, засовывая бумагу в свёрток, пальцы дрожали от мороза, но не от страха.

Улицы «Тридцать первого» встретили сыростью и шумом. Снег лежал тонким слоем на базальте, но город не замер: телеги скрипели под дровами, оставляя колеи, торговцы выкрикивали цены на уголь и солонину, прикрывая лица от ветра. Оборванцы копались в сугробах, стража в мехах шагала, постукивая древками по камням. Дым плавилен висел над всем — густой, едкий, оседал на башнях, черневших под тучами. Всё как прежде, застывшее в зимней дрёме, как зверь, что спит, но дышит.

Илай поднял взгляд к башне Аласадов. Её силуэт резал небо, будто выросла — этаж или два прибавилось за их отсутствие. Леса вокруг верхних ярусов стояли, покрытые инеем, стук работ доносился сквозь ветер, слабый, но живой. Винделор проследил за взглядом, губы дрогнули.

— Растут, — бросил он, голос хриплый, как треск льда. — Как грибы зимой.

Нэн промолчала, взгляд цеплялся за башню, лицо напряжённое. Она ускорила шаг, троица двинулась глубже, оставляя ворота и хруст снега. Улицы сужались, рынок шумел слева — торговцы перекрикивали друг друга, предлагая рыбу и уголь, ветер гнал снежную пыль. Снег покрывал прилавки, но суета не утихала: голоса сливались, пар висел, запах соли и дыма пропитал всё.

Через ряды торговец — широкоплечий, в меховой шапке, с красным лицом — выкрикнул, глядя на Винделора:

— Эй, путник! Редкие товары! Ракушки с Чёрного моря, карты, путеводители! Сплетни с караванов!

Винделор замедлил шаг, глянул на Нэн и Илая.

— Догоню, — сказал он, свернул к прилавку, где торговец раскладывал свитки и раковины, блестевшие, как осколки неба.

Нэн кивнула, пошла дальше, сжимая свёрток, Илай замешкался, глядя вслед. Шагнув, он зацепил прилавок — лоток с яблоками и морковью опрокинулся, овощи посыпались в снег.

— Что творишь, щенок⁈ — рявкнул торговец, низкий, с редкой бородой, бросаясь к товару. — Воришка? Карманы набить?

— Не крал, — буркнул Илай, но слова утонули в гуле.

Он присел, собирая яблоки, но торговец оттолкнул руку.

— Не трогай! Пересчитаю, не уйдёшь!

Илай уловил обрывки разговора Винделора:

— … Чёрное море… Вайсы… отдай девчонку…

Сердце ёкнуло. Он делал вид, что собирает морковь, напрягая слух, но торговец заорал:

— Хватит копаться! Не хватает двух яблок!