Винделор - Роберт Д. Митрин

— Расскажи, — подтолкнул Винделор, наклоняясь ближе. — Что грызёт?

Илай выдохнул, голос стал тише, почти шёпотом.

— Она рядом, и я хочу, чтобы так было всегда. Но её зависимость… — Он покачал головой, будто отгоняя тень. — Это как чёрная туча над нами. Я боюсь, что не справлюсь, что не смогу её вытащить. Иногда думаю — вдруг я ошибаюсь, оставаясь здесь? Вдруг ей лучше без меня?

Винделор молчал, взгляд был тяжёлым, но тёплым. Он знал этот страх — любить кого-то так сильно, что боишься стать его якорем. Бар вокруг жил своей жизнью: старики в углу хрипло спорили о цене рыбы, официантка звякала посудой, за окном мигали фонари, как звёзды в мутном небе. Но здесь, за их столом, время будто замерло.

— Ты боишься, что я уеду, и ты останешься один с этим? — спросил Винделор, голос ровный, без осуждения.

Илай поднял глаза, в них мелькнула боль.

— Не совсем. Я боюсь, что она уйдёт туда, где я не смогу её достать. — Он сделал глоток, но пиво, похоже, потеряло вкус. — Ты всегда находил смысл, Вин. В драках, в дороге, в этой твоей погоне за «фанатиками». А я… я не знаю, куда иду. Только знаю, что не могу её бросить.

Винделор кивнул, проведя пальцем по краю стакана.

— Жизнь — не карта, Илай. Ты не обязан знать, куда идёшь. Но ты не один, парень. И Мира — тоже. Я верю, вы найдёте свой путь. А я… я всегда буду где-то рядом, если что.

Илай слабо улыбнулся, плечи чуть расслабились, будто слова друга сняли часть груза.

— Спасибо, Вин. Правда.

Бар дышал теплом, как старый дом, что помнит твои шаги. Мягкий свет ламп тёк через мутные стёкла, дробясь в запотевших бокалах. В углу стояло пианино, покрытое пылью, — его клавиши молчали, но казалось, что стоит коснуться, и зазвучит что-то из далёкого прошлого. У стойки старики с бородами, как мох на камне, сжимали кружки, их голоса вплетались в скрип половиц. По стенам висели картинки: на одной — парни в тяжёлых куртках, с сигаретами и ухмылками, на другой — рыбацкая деревня, где море смотрело в глаза каждому. Эти снимки были как окна в чужие жизни, в другие эпохи, и Винделор, глядя на них, чувствовал себя гостем в чьём-то забытом вчера.

Илай пил всё больше, речь становилась глуше, слова путались, как нитки в старом свитере. Он ковырял орешки на столе, но взгляд блуждал, будто искал что-то за гранью бара. Винделор заметил, как друг тонет — не в пиве, а в мыслях, что тянули вниз.

— Эй, Илай, — сказал он, понизив голос. — А что дальше? Ты же не собираешься вечно бегать от этого, правда?

Илай хмыкнул, голова качнулась.

— Дальше? — пробормотал он, глаза мутные, как стекло под дождём. — Страшно, когда понимаешь, что ничего не держишь и не знаешь, что будет дальше. Ни её, ни себя. — Он замолчал, глядя в пустой бокал, будто там был ответ.

Винделор не стал уточнять, что он имел в виду. Иногда человеку нужно выговориться, даже если слова тонут в хмелю. Но когда Илай заказал ещё, а его рука задрожала, разливая пиво, Винделор понял — хватит.

— Пора, парень, — сказал он, вставая. — Пойдём, проветримся.

Илай буркнул что-то, но поднялся, покачиваясь, как лодка на волнах. Лицо раскраснелось, глаза блестели, но не от радости. Винделор подхватил его под локоть, бросив монеты на стол, и вывел на улицу. Ночной воздух ударил в лицо — резкий, с запахом мокрой мостовой и угля. Илай спотыкался, но шёл, бормоча что-то о Мире, о дороге, о прошлом.

Вскоре Винделор прикинул, что тащить его в гостиницу Илая — морока. Вместо этого он повёл друга к своему жилью, что было ближе. Дверь скрипнула, открывая тёмную комнату, пахнущую пылью и воском. Илай рухнул на кровать, как мешок, и тут же затих, дыхание стало тяжёлым, неровным.

— Спокойной, парень, — шепнул Винделор, потирая шею. — Утро всё расставит.

Он скинул куртку, чувствуя, как вечер оставил осадок — не усталость, а что-то тяжелее. Мира должна знать, решил он. Илай не вернётся до утра, а ей не стоит гадать, где он. Винделор шагнул на улицу, где бульвар тонул в мягком свете фонарей. Город не спал: где-то пели под гитару, где-то скрипела тележка, а звёзды над крышами казались ближе, чем обычно. Он шёл к Мире, погружённый в мысли, зная, что этот вечер — лишь пауза перед тем, что ждёт их всех.

Но чем ближе он подходил к гостинице, тем сильнее росла тревога. Странное предчувствие, будто что-то не так, пробиралось в душу. Он не мог понять, что именно, но лёгкая дрожь прошла по спине. Вспомнились последние дни: Мира была закрытой, её поведение становилось всё страннее, моменты оставались без объяснений. Он попытался отогнать эти мысли, но их тень не отпускала.

Подойдя к отелю, он остановился у двери номера, чувствуя, как сердце бьётся быстрее. Вспомнились её дрожащие руки вчера — слишком частые глотки из фляги, которые она прятала за улыбкой. Тогда он списал это на усталость, но теперь…

Он тихо постучал, но ответа не последовало. Не было привычного шумного приветствия или хотя бы звука изнутри. Тишина. Винделор приподнял брови, озадаченный, но пока не подозревая худшего. Он постучал снова — безрезультатно.

Предчувствие сжало грудь. Тишина за дверью казалась неестественной, будто внутри всё замерло. Вдруг он заметил, что дверь приоткрыта. Это было странно — Мира никогда не оставляла её открытой. Не раздумывая, он толкнул дверь, и сразу почувствовал: атмосфера тишины, висевшая в воздухе, была как затмение.

Всё было слишком тихо.

Он замер на пороге, взгляд пробежал по комнате, пытаясь понять, что не так. Мебель стояла аккуратно, как всегда, но что-то было не на месте. Миры не было. Тихо, слишком тихо.

Винделор шагнул внутрь, сердце забилось быстрее. Глаза скользнули по столу: стаканы с остатками вина, несколько предметов, которых раньше здесь не было. В груди сжалось, тревога усилилась. Это было что-то необычное.

Взгляд упал на стол. Тёмная шкатулка лежала раскрытой — внутри пусто, лишь несколько раздавленных пилюль прилипли к краям, их горький запах смешивался с вином.

Медленно шагая вглубь комнаты, он почувствовал, как воздух становится тяжёлым. Краем глаза он заметил её — Миру. Она