Пока еще зомби? Ну ничего! Книга IV - Алексей Сказ

Люди, сидевшие у своих костерков, разведенных прямо на полу, или просто лежавшие на грязных, свалявшихся матрасах, провожали нас долгими, тяжелыми взглядами. Их лица были изможденными, серыми, землистого оттенка, с ввалившимися щеками и потрескавшимися губами. И в глазах у всех было одно и то же — пугающий, голодный блеск. Они смотрели на нас со смесью первобытного страха перед силой и затаенной, жгучей, черной зависти к куску хлеба, который те, возможно, и не съели на завтрак.

В голове активировался мысленный чат.

«Ника: Капитан, посмотри на них. Некоторые условия здесь не лучше, чем были у пленников импов».

'Макс: Ты права. Здесь нечем любоваться. Состояние удручающее.

Канате стало совсем не по себе. Она заметно ускорила шаг, почти таща нас за собой через эту живую выставку человеческой нищеты.

— Временные трудности… нехватка ресурсов… мы делаем все, что можем… — бормотала она себе под нос, не глядя по сторонам.

Нас провели через несколько кордонов охраны, и с каждым этажом торговый центр менялся. Грязь и вонь нижних уровней сменились чистотой и порядком. Наконец, тяжелая стальная дверь на последнем этаже открылась, и мы шагнули в другой мир.

Контраст был настолько резким, что ударил по глазам. Мы оказались в просторном, переоборудованном под штаб офисе. Чистые ковры, работающее от генератора яркое освещение, дорогая мебель из красного дерева. На длинном столе для совещаний стояли тарелки со свежими фруктами, нарезанным мясом и дымящимся хлебом. Этот вид и запах после убожества нижних этажей казался кощунством.

За столом сидел мужчина лет пятидесяти, в строгом военном кителе, но с усталым, издерганным лицом. Мэр. Отец Канаты. Он поднял на нас тяжелый взгляд, полностью проигнорировав меня и Нику. Вся его ярость обрушилась на дочь.

— Какого черта ты себе позволяешь⁈ — его голос, усиленный гневом, прогремел под сводами кабинета. — Ты сбежала без разрешения! Взяла ценнейший артефакт! Ты хоть понимаешь, чем рисковала⁈

Каната тут же изменилась. Вся ее былая дерзость и энергия испарились. Она превратилась в маленькую, провинившуюся девочку, которая со страхом смотрела на разгневанного отца.

— Папочка, прости… — пролепетала она. — Но я не могла сидеть сложа руки! Посмотри!

Она шагнула вперед и положила на стол небольшой планшет, на котором, очевидно, был ее отчет о полной ликвидации верхушки «Общины». Мэр пробежал его глазами, и его лицо мгновенно изменилось. Гнев сменился удивлением, а затем — нескрываемой гордостью. Он смягчился.

— Хм. Что ж… Результат впечатляет, признаю. Молодец. Но чтобы больше такого не повторялось!

Я с сомением наблюдал за этой сценой.

«Он что, строг только, пока дочка не включит обаяние? Или и не покажет хороший результат? Как-то слабовато для заботливого отца…».

Разобравшись с дочерью, мэр наконец обратил свое внимание на нас. Точнее, его внимание привлек Бастиан. Огромный телохранитель сделал шаг вперед и, наклонившись, тихо и быстро зашептал что-то мэру на ухо. Я не мог расслышать слов, но видел, как меняется лицо отца Канаты. Его брови поползли вверх от удивления, затем он нахмурился, а в конце на его лице отразилась смесь недоверия и глубокой заинтересованности. Он бросил быстрый, острый взгляд сначала на меня, потом на Нику, и только после этого, соизволив нас заметить.

Его лицо сменило выражение с отеческого на деловое, цепкий взгляд прошелся по мне, затем по Нике. Охранники за нашими спинами все еще держали нас на прицеле.

Я мысленно усмехнулся. Я прекрасно помнил его. Отец Канаты, мэр города, который, после долгих уговоров дочери и нашей оглушительной победы на региональном турнире, стал нашим главным спонсором. Он видел в нас не просто команду, а выгодный актив. Не то, чтобы это было плохо, выгода от этого шла нам обоим. Впрочем, похоже, он снова видел во мне актив, только уже другого рода.

— Максим, — он обратился ко мне, используя мое полное имя, что всегда было признаком его перехода в «деловой режим». — Я всегда восхищался тобой. Еще тогда, в мирное время. Я наблюдал за вашими играми. Твоя целеустремленность, твоя воля к победе, твое умение вести за собой команду даже в самых безнадежных ситуациях… Это редкие качества. Я всегда знал, что ты добьешься многого.

Он говорил гладко и убедительно, его голос обволакивал, как теплый плед. Но увы, я слишком хорошо знал этот прием.

«Неужели, типичная предварительная обработка? — проанализировал я. — Ле сть, основанная на реальных фактах, чтобы усыпить бдительность. Ну точно политик…».

— Папа, ты снова старое! — возмущенно прервала его Каната, которой вся эта политкорректность была чужда.

Мэр бросил на нее недовольный взгляд, мол, не мешай проводить правильную агитацию, но все же решил перейти к сути.

— Хорошо. Как ты уже, наверное, понял, ситуация в городе критическая, — он посерьезнел. — Эти фанатики, «Церковники», — он буквально выплюнул это слово, — морочат людям головы своими сказками о «Свете» и спасении. Они захватили центр, отрезали нас от внешнего мира и с каждым днем становятся все сильнее. Они — чума, которая грозит поглотить все, что мы с таким трудом построили.

Он прошелся по кабинету, его жесты стали более экспрессивными.

— Только мы, «Государственники», наследники законной власти, способны навести здесь порядок! Принести мир и процветание в этот новый, жестокий мир! — он остановился и посмотрел мне прямо в глаза. — И я предлагаю тебе и твоей… спутнице… присоединиться к нам. Ваш опыт, ваша сила — именно то, что нам нужно, чтобы переломить ход этой войны. Взамен вы получите все: лучшие ресурсы, снаряжение, высокий статус в новой иерархии города. Власть и почет.

Он замолчал, ожидая моей реакции. Предложение было щедрым. Но в тоже время… абсолютно лицемерным.

— Вы говорите о процветании, — спокойно произнес я, глядя на него в упор. — Но почему тогда люди в вашем лагере внизу выглядят так, будто умирают от голода?

Улыбка сползла с лица мэра. Он тяжело вздохнул, изображая на лице всю скорбь мира.

— Это тяжелые времена, Максим. Ресурсов катастрофически не хватает. Блокада Церковников сильно ударила по нашим запасам. Мы делаем все возможное, но… приходится идти на жертвы ради общего блага.

Я молча перевел взгляд на стол, заставленный свежими фруктами, сырами и горячим хлебом, а затем снова на его сытое, холеное лицо.

— Ясно, — сказал я. — И последний вопрос. Инвок. Он был нашим другом. Что вы собираетесь делать с ним?

Мэр пожал плечами, и его лицо стало холодным и прагматичным, как у хирурга, обсуждающего удаление опухоли.

— А что тут